Геннадий Айги

1.

чистота тропинки
простота воды –
и такое небо – будто снится
этой выси – никому неведомая
очень – даже очень уж – другая
бедность ясная Земли –
в нас немного говорящей:

«пока мы в мире есть
дым – в трубах изб – играет»*

–
что-то тускло-белое больничное
в поле двигало скольжения
– дай нам Бог лечиться этой тишиной –
и дорога за окном как за воротами
угасала всё сырее и грустнее
«вот и весь» шепталось будто «путь земной»
_______________
*Эти процитированные слова, по свидетельству
крупнейшего чувашского поэта Васьлея Митты (1908–1957),
напевал его отец, малограмотный крестьянин Ягур Митта

как в травах снится:
будто сам
жужжишь и плачешь и алеешь!

среди пустынного собора
из мела и его тумана
едины так же крики птиц:

и духа зримой распыленностью
над головою вознесенная
из кости
наша белизна! –

и свет:
навылет сообщающийся! –
как будто там где разлучают
идею ран от их теней:

и словно с пальцев начиная
растёртый сильно по рукам! –

и страсть которую на солнце
деревьям не отдашь!.. –

– – – – – – – – – – –

и смесь: почти алеющего зрения
и мест не видящих его:

и пара на скале от крови высыхающей:
плетни расцвечивает: царапают как перья!
тревожащих расцвечивая вспять

и словно то что тянет нас
нам кожу жарко опаляя
в пустоты и проёмы те
чьи стенки из людей –

нам виден он по цвету в нас
и видим словно распыляясь
и так же двигаясь к нему:

и – скоро – бабочки ярки
как на ресницах кровь
_ *Гимры – дагестанский аул, родина Гази-Магомеда и Шамиля.

Памяти В. М.*

чтоб голову склонить
мой косогор печальный!
и волосы по ветру
как будто темью в воздух: всё вдаль и вдаль – паденьем!
по ветру до могилы
(душа лишь одинокая – душа!)
и шевеленьем – шёпот (с остатками рыданья)
с полынью – будто с явью
(как в-крохах-осязаемо!)
единственного в мире
(как будто – вот: душа! – и руку – будто в воду!)
и очень-моего
сырого одиночества
_______________
* Посвящено памяти чувашского поэта Васьлея Митты.

собака бегущая сквозь рожь
будто при криках
всего – внезапного – детства
при
спускающемся солнце

и духом не словить! –
сказать – средь сна туманясь:
о свето-прорубь: т а м – в о д н о м орешнике! –

о бога ли в себе – его ли ум купаешь
и этим – до меня себя рябишь:

со-связью-мною-вместе-с-ним! –
и веянье – как от огня не-жгущего

сидишь в качалке: о тоска невыразимая!
укачиваешь
сам себя
себе выдумывая мать… –

теперь уже – саму В с е л е н н у ю

всё очень просто: мышь – дрожанье мусора
и ветер за углом
а там – дождливая в ночи дорога
и рядом – в огороде – стол
заброшенный: и разговор – весь наискось и набок
слипаясь и шурша
родных (как старая фуфайка) листьев
и родина-туман – всё более всё ближе
с душою-взглядом – давней очень давней
(как это выговорить) мамы… –

– тут колокол Тироля распевает
всего себя: река-а: вся отверзтая
как кровь чистейшая…………… –

запрятавшаяся ласточка и мышь
взывают к сердцу: закрываешь двери
и с сумраком души
на ощупь в доме… – так закончен мир:

закрывшийся — с давно забытым шёпотом

Ко дню святого Тихона

И солнце – действительно – идёт уже тише
и птицы стихают
лишь соловей продолжает своё –
но уже прорываются
паузы
с редкими – вдруг – восклицаниями
вроде – как будто: «я?.. иль не я?» –
словно всё-таки – силясь
не впасть – в беспамятство

надо бояться
и пальчиков детских и листьев
чутких – черемухи:

ибо:

страшное в мире – ничто и никто: кроме Бога
(мощнее добра! – и умолкни – запомнив):

и кроме:

знаешь – тебя

Памяти Б.Л. Пастернака

провожу и останусь как хор молчаливый
я в божьем пространстве весь день предуказанный
с движеньями зимнего чёткого дня
словно с сажею рядом

а время творится само по себе
кружится пущенный по миру снег
у монастырских ворот
и кажется ныне поддержкой извне
необходимость прохожих

а уровень века уже утверждён
и требует уровень славы
лицо к тишине обращать
и не книга но атлас страстей
в тиши на столе сохранён

а год словно сажа коснётся домов
в веке старом где будто разорваны книги
и любая страница потребует
линий резки и складки к себе
через мои рукава
где холод где рядом окно а за ним
сугробы ворота дома

1.

Чтобы
собой я молился,
Ты
не наполняешься мне – молитвой,
и явным отсутствием
крепким
я окружён, как кругом.

2.

А ею
ребёнком – молиться
я не могу. Она
сама по себе – молитва. Ты, этим кругом, тихим,
Сам
полнотою
в Себе.

3.

Что я
в Молчаньи – как в Свете ровном?
Или в огне. А живущее – мёрзлое равенство деревьев больных. И при этом – Ты,
ясность, – о, непроглядная ясность. В сравнении с нею
смерть – обещание… – что-то другое!.. И кругом мёртвым
невыносимо
падает с дерева – лист.

Бог – Вас – Поёт!
а иных – лишь Бормочет
бывает – на некоторых и заикается!
меня — молчит… о как я хотел бы
чтобы – напоследок
про – шеп – тал!..

а холода
как в детстве – чистота! и будто рассечённый:

да с болью
со ступни! –

(да надо быть – лежащим) –

и сторона есть – скатом
оврага с санками:

то к богу дети малые! –

как – в боли – гонит их – не умещая:

и множит в поле том, что всё – началом Неба! –

творя всё дальше – в гонке!.. –

да чтоб – во вьюге самообраза:

не до-создать!..

все — гул беды!
как быть — чтоб переждать?—

молись иль не молись — но так или иначе
дай Бог (или сама твоя усталость) —

хоть кто — хоть что — да хоть в какую бездну

проваливая!— дай
укрытым в промежутках быть —

притихшестью твоею собственной! .—
хоть скоро вздрогнешь — более разрушенным
(еще сегодня же…— не раз)

эта беженка снова с детьми в коридоре – едва на полу
уложились – по лицам круги милицейского
опять фонаря – а соседа спина не добра и не зла – что-то
снова о мясе с запрятанным шёпотом
и вернувшаяся из путешествий с душой тут и там предлагаемой
эта твёрдо-скользящая женщина
снова комедию будто ломает раскаянья
– да только вот чем-то у девочки глаза переделаны – и не закрывается дверь
что-то обугленно тлеет давно сердцевиной Финала: это кто-то другой
(не могу я) живёт за меня

Бог, в наших краях, –
всё более звучанье аа: будто –
аа-поле, и снова продолженье: аа, –
о, стихотворение Бога.

дорога всё ближе поблёскивает: будто поёт и смеётся!
легка – хоть и полная – тайн
словно всё более светится светом её
Бог – долго-внезапный!.. – о пусть не споткнётся – и пусть доберётся
до брошенной деревушки!
ласточки реют – светясь
словно воздушная – всё ближе над полем
веет – теперь уже чем-то «домашняя»
дорога – как шёпот!
как чьё-то дыхание
в дверь

из островков
(все мне)
то лето состояло:
я говорю: цветы: и островок и снова
другие — влажные слезами: там
на улице
и где-то за оврагом
и каждый — проходя душою — мой
(такое шелестенье видимое):
был — друг живой (объятья промельк гибкий
от образа
еще
плеснет
не раз)
был — будто рядом анненский
и детством в фартучке пришедшая мне девочка:
вот так и излучалось
вздрагивало
родное мне!..— и очень живо взглядами
общенье
в тихости моей
мерцало:
я жил в провалах белого…— и сном
я проходил — как время

а грусть?..—
все более возможности
ее куда-то отпускать… следить:
и явными ее — на воле — островками
все больше беспокоен этот день!..—
— ив нем то тут то там провалы белые:
кто молвит ими? воздух как огонь
уже давно безвидно-неприродный
лишь в доньях гибельных! брожу
с не большей целью чем у птиц:
игрой: пустое излучающею: свет
задергивается — и
места — провалами — людей
в цвету без форм в огне как что-то жалкое
и — будто тайны: тонут!.. из такой
окраины шепчу — затерянностью
в немногом счастьи (словно пепла свет
на отмененных: будто мысль: тропинках
мне давность флоксов шевелит
и жизнь средь них
и в них
когда-то — с близкими)
скорее — шевеленьем
я гляжу
(чем
в белых
думаньем
тону
местах):
о том что долгота теперь побольше жизни
и пребыванье наше как окраина
неузнаваньем полнится! названья
уйдут от смысла:
это — мира ветр
(теперь он волен
без струенья — связей:
самосъедается — исчерпанностью!
и сор — шуршит)

что ещё помню? –

теперь – только окна все больше пустые
(всё более – ветер не ветер
просвет не просвет):

словно они – у с т а н а в л и в а т е л и
т о г о что не может быть уже с в я з и
с брошенным этим простором! –

и предупреждением входит Молчанье:

соборно-единое – в поле-страну (и всё более цельное —
опустошительностью):

будто – е д и н с т в е н н ы й Храм

без начала
как времени
ниоткуда они пребывают
без происхождения мирные
вольные не иметь и отдельное что-то и общее
не проявляя места и подобия
быть знаемыми иль возможными
о просто они и они пребывая
миром одним
тишиною

Посвящение — девочке Александре

дом — или мир
где я в погреб спускался
белый был день — и я
за молоком — это долго держалось
спускаясь со мной: это был
день — как река: наплывающего
расширения света
в мир перекидываясь: я
события был — творцом
в возрасте
первотворений —

— в погреб — давно — это просто и длительно было —

роща белела в тумане
а этот
с кринкой ребенок — глаза ведь вселенною были —
и небо
пело всей ширью — как пенье особое
в мире распластывают
женщины — просто лучась переходом
своей белизны — в расширение поля
где голосом я начинался —

быть — вселенной-ребенком:
был — ибо пелось и было

а
оказалось: поляна
вся — перемена: уже — продвижение
света — до той полноты: излучение
всюду — покоя!— и только избыток
где-то поверх — исчезающей тонкостью:
словно — увиденный кем-то!— а взгляд
отнят: а нам остается
лишь ощущение: чистой
(все одаряя)
ушедшести

может ли — мертвым
ангел-хранитель
быть?—и носителем Слов
мёртво — предстать?—- ибо странно-отчетлива фраяа;

«скоро придешь…»—

и прошепчена — другом
тихо-и-мёртво-спокойным:

все — неподвижность!
и только причина присутствия
как — замутненность…—

словно — немного б еще: то ли «время» какое-то? то ли
перемещение?..— был бы
свет — невещественный…

Питеру Франсу

долго
пустынно
свободой такой начинается:

дальше — все дальше — бездоннее видится: плотники
ставят (алея и все отдаленнее)
бревна на сруб:

и плачут упав на бревно —

а это такая бескрайность
во-сне-прояснение-края-горенья:

очистилась так — ничего уже больше не будет:

и даже — не видеть: душой! —

да только алея (и все отдаленнее)
плачут — упав на бревно

слабость сказал бы…— священная
ибо
больше чем «там»: это словно согласие — быть Красотою
не-открываемости! ею немного
здесь всколыхнуть
из расстоянья и света вечернего — некое
Своеподобие!— так и удерживать
(был Я как не был)
немощность слабой и в бликах живущей
влажной окружности!— скрытым намеком
о Посещенности — в травах и ветках…— особенно
в соре печалящем (здесь
трогал Я больше — Себе приготавливая
силы ухода)

где-то в дубраве
из звуков
качели как будто сияющие
тайно устраивающая
удерживая — в состоянии
прерывистости: золотящейся!—

птица: не зная: напутствующая

сокровенная песнь: «ничего мне не надо»
да иного я тоже
ничего-то не знаю
только то еще поле где в памяти вдруг так проста и спокойна душа
да и место к тому же такое:
ничего-то и нет («ничего мне не надо»)
лишь в просторе бескрайнем постройки какой-то доска отвалившаяся
чем-то так человек-где-то-здесь
чем-то песня-ответ — да такому дневному и ясному горю
словно рана в руке а глядишь
и не оторваться (и будто лишь это осталось
как некое дело и жизнь)

поблескивая
плеща успокоенье:
обесцвечивая
уже — забвением!
и вот: пока — лишь дух захватывает
пока — не чистота (паденья сердца помнишь):

о замедление!—

из этого тонка все больше видимость
еще мучение
изжить подобье!
да скоро
скоро — Унося

пришлось!— я сон похоронил
и с ним ушла поблеклость драгоценная:
и без какой же неточки-незвановой
безветрие теперь:

без чудного «чуть-чуть»? —

я мало помню — а во Многом мира
дрожит (не о тебе ли
далекий человек)
чуть беспокоя: весть?

это
как будто
в Боге была голова
а оставшись потом одинокой
обнаружилось: День затемнялся (и были дела)
также сиял — раскрываясь!
происходящее было сознаньем — должно быть
таяло малостью-мною
в Том — облака открывающем словно ворота
ум заставляя — блистать!— а границы
временем были: разрывами
в ярко-едином
(касаясь Земли)

о
Прозрачность! однажды
Войди и Расширься

стихотворением

…а это Золото и Жар
остаток (как о Солнце «было»)
Явленья-Смысла «Зреет Рожь»
как Гул Безместный
как Обвал…

3. Федецкому

пора творить страну М у л я ж е й — б о л ь ш е — Н е т
и мир как Н е т — и х — с л о в (хотя давно сам воздух
слов-падалей Провинция без Времени
без Связи — вне Вселенскости-Religio)
освободить от этого свой дух
и быть в Стране-из-Духа (сколь возможно):
в Стране-Удушьи нет иной победы
(а гибели шкала сверх-полная)

Знаю, что там;
только веянье; отсвет; прохлада;
восприниманием странен; и только
души особые: столь помогавшие
раньше — величием (скажем, Мое обнаженное
сердце — опять); только холод; присутствие; отсвет;
веяньем — будто со всей опустевшей
строгой Земли; только ясным присутствием — властность
в этой без-Жизни — величием
холодно веющих.

эти подтеки (такие — как будто
из самой родни)
эти разрывы на здании
о ты моя голова
о всколыхните-развейте как пыль костяную пропитанность лета окраинного
родиной душно-бесцветной
(словно энергию в неком бреду)
да и к тому же ведь это висяще
зная самою-собой-равнодушно
ни для чего
(и остается лишь воздух как воздух
вот и лжебратия
с Богом)

а — капли?
живая детьми ли (во плаче хорошем
для жизни)
пока мне сердечность? — и в ней ли
и даже по ней ли
скольженья? — и нежности дымчатость
свежую в мире младенчес кость
мирно — про-кацливает?—

раз-сосредоточивая (там — что и тут):

дольки родны — как в дому:

этой легкости-мира!—

даже и памяти нужно немного:

был — как от чтенья отвлекся
(а где-то
юнели во влаге
и я посещеньями белым-спокойного
помнил: юнеют! и долго
мне по лицу — будто дальне-легчайшему
рядом
скользили)

облако давнее
словно с движеньями думанья
там — шевеленьями теми же — близко-сырое
словно лица ощущенье усиливая
место мама-обожания будто в младенчестве
мне закрывает
чтоб выдержать мог
и не удерживая
насквозь серебрится

со знанием белого
вдали человек
по белому снегу
будто с невидимым знаменем

(Зимние записи)
В. В.
1

я в свете Радости (простите братья Норвида)
тенями слов темнею: «улица Яновского»
б р и г а д о й С м е р т и сам в своей душе
как будто двигаюсь чернея

2

и я как мертвый рад что вы среди живых

3

б р и г а д а С м е р т и — небо над сверх-Местом
теперь девичий смех — как по тебе рука
измазанная ядом мертвых
младенца лепет — отсвет дня
по лбу и по глазам — как будто по кускам
в О в р а г е — М и р е лже-живых
а ты из тех: живя передвигаясь
полугниеньем мажущий других

4

когда Тоска-давно-б-средь-трупов-быть
когда Провинцию-живых-Пора-покинуть

5

а вы Д в а д ц а т о г о П р е л ю д а братья!
сквозь мира сон
в последней капле разума
над вами я к о р ь ваш
сияет — ставший: телом-Дня-последним
(все более — и телом-мной!)
другого мне не помнить! и уходом
не просиять иного Слова
опустошив — уже без места — каплю

6

о эта Отвернутость-Вихрь да без центра и без содержи-
мого — это в дыру-ли-в-Повонзки о Боже — о кругом
давно обессвеченным кругом — да скорость без силы о
больше уже без себя и все более без и такое включая:
уже без того фортепьяно метель и Повонзки и голос —
без Фрицека голос под небом без неба другого — не
будет другого когда этот мир без народа Повонзки

7

а небо лишь Одно — под ним Без-Смысла-Мертвым
качается Ромашка Соц-Содружества:
Гаданье то же: «вступят-иль-не-вступят»

8

еще — Шопена н а м! — какому Иоанну
какою мощью
и огнем каким
т е з в у к и превратить — во что? — чтоб Мир-как-Стыд
пылал (да тут — любой уж сверх-глагол!)
Шопена — н а м! — не правда ли — отродью
такого (сказано) сверх-Места

9

когда Пора-средь-трупов-быть-Пора
когда Провинцию-живых-Пора-покинуть

10

а братья свет когда вы радость братья
а правда то: не делятся сияньем
а светятся (а где-то: «жить-то надо»)
пока «когда» умершее других
лишь трупом шепота «когда»

11

к тому же и открытие: о н и
о к а з ы в а е т с я в и з ж а т ь у м е ю т
когда на п а р т-м о з о л и наступают
(и станет ли о т к р ы т и е — о р у д ь е м)
…………………………………

(для оборотней эхом-оборотнем
как выявлением начал
такой готовится — м а т е р ь я л и з м

………………………………..
………………………………..

12

когда Тоска-средь-трупов-быть когда
Провинцию-живых-Тоска-покинуть
вы братья радость братья Норвида
а вот и Милоша! хотя в одном и з д а т е
желают п р ы с н у т ь: «мы
не ведали такого»
(а вот мы ведали: семь лет назад я ведал
в Ордынии издать — «до Херберта» — желая
«от Яна»: ныне это назовем
уже небес-каких-нибудь-издатом)
и снова точку боли здесь ввожу
да что о том? о т т о ч и я м и жизнь
пусть будет («е. б. ж.»)
пусть п р ы с к а н ь е орет по нас-как-точкам

13

когда Тоска-средь-трупов-быть-Тоска
в пространстве х р я с е й — х р я с ь ю будь «о Муза»

14

а также п р е и м у щ е с т в о мы поняли
тюрьмы такой: чем более тем лучше
(была — да вышло: не про нас)
а что для нас теперь — Покинутых-по-братски
своими о т ъ е з ж а н т а м и ?
чем менее тюрьма тем хуже

15

градации Ее определенья
вы будто не-читали-не! — и в Мертвости Молчанья
я бормочу (скорей безмолвно вздрагиваю)
я повторяю их собой-клочками-тьмы:
Страна-Газирование — Страна-Ненастье
Страна-Удушье и: Все-Кончено-Страна

16

когда Провинцию-живых-Тоска-покинуть

17

придется тем же ртом (куски такие губ)
мертвее мертвого здесь Мертвое ввести
(предупреждаю это слово-выродок)
чтоб говорить о том (чтоб говорить о том
уже за п о с л е — С л о в и е м всеобщим?)
а все ж—о Вене Б ы д л о-П о л и т и з м а
я знаю простоту: я с простотой последней
скажу кускам — все исчезло — губ:
что «состоянье» — не из слова-выродка
а то отчаянье — как свет дневной!
когда тот свет как 2> и всеохватно Б е з (и тем же Б е з и кончить)

18

когда Тоска-средь-трупов-быть-Тоска
когда Провинцию-живых-Пора-покинуть

да: люблю я (шорох
утром — в сон слепя):
словно кровь на глянце
(что же делать мне)
там где ты живешь —

словно кровь такая (запустенье в комнате)
а молчишь ты зорко
(кровь — дитятей-спутницей)
а ведь пусто вдруг —

да: люблю (а знаешь:
так вот как средь сора:
лишь на то уже —

«все же дорога мне хоть бы и такая»
говорю о днях) —

(да слепит тобой
слабо и серьезно)!..—

(да тепло такое
как — «такой-то был»)

М. Рогинскому

Поле, усеянное газетами; ветер перемещает их (нет
конца и края). Брожу весь день, приглядываюсь: на-
званье — одно и то же (и то же забвенье: забыл и при-
сматриваюсь — время проходит: не вспомнить); с порт-
ретом одним и тем же (и снова — забвенье). Где я?
куда возвращаться мне? Вечер; бездорожье; шуршанье
бумаги; Земля — вся из этого поля; тьма; одиночество.

И. Вулоху

а зима? а снега?
да теперь уже так: ежедневно
это в воздухе-Мире
будто труп убирать (и к тому же воздушный)
и детей не пускать («тятя тятя
эти самые сети») детей не пускать
да как ямо-какой-то-копатель «поесть» — тут такие вот штуки в дому
да часы это тоже о том
(осторожно: ведь это — как плакать
это — крохи
да тряпки как будто)
так и быть — будто труп убирать (уточняем: уборка
та же самая в том что «душа»)
а зима а снега? — до сих пор о таком?
(даже стыдно сказать! — а ведь все же а все же
душою
как будто была богородицы! — можно
скороговоркою: так)
значит так и достаточно (значит
так и комкаться! — разве — стираясь как тряпка — да разве
чем-то хуже ли
«жизнь» называясь)

и в Сияньи Золотого Часа Мира:
Куст-Один:
в том Часе золотящийся:
(ведают иль нет? —
само сиянье-веденье):
Куст-как-час:
(из края Поля — вширь)

а что он делает в лесу?
шуршит как ветка… нет бесцельнее чем ветка
и с меньшею причиной
чем от ветра…—

не знак не действие…—

и существующее в нем
лишь то — что достоянье он
Страны-Преддверья… (далее — огонь)…—

и там
какой-то час
проявит предначертанность
конца… —

(а здешность — призрачна!..—

и — ощущенья нет
которое
«страной» звучало)…—

он здесь — без полноты и без молчанья леса…
лишь затиханье — прошлого… и здесь его шуршанье —
его последний признак… только — отзвук…—

(все — в пустоте… безогненной… и даже —
вселенность исключая — леса)

а была бы ночь этого мира
огромна страшна как Господь-не-Открытый
такую бы надо выдерживать
но люди-убийцы
вкраплены в тьму этой ночи земной:
страшно-простая
московская страшная ночь

как снег Господь что есть
и есть что есть снега
когда душа что есть

снега душа и свет
а все вот лишь о том
что те как смерть что есть
что как они и есть

признать что есть и вот
средь света тьма и есть
когда опять снега
O-Бог-Опять-Снега
как может быть что есть

а на поверку нет
как трупы есть и нет

о есть Муляж-Страна
вопроса нет что есть
когда Народ глагол
который значит нет

а что такое есть
при чем тут это есть
и Лик такой Муляж
что будто только есть
страна что Тьма-и-Лик

Эпоха-труп-такой

а есть одно что есть
когда их сразу нет
— о Бог опять снега! —
их нет как есть одно
лишь Мертвизна-Страна

есть так что есть и нет
и только этим есть
но есть что только есть

есть вихрь как чудом вмиг
нет Мертвости-Страны
о Бог опять снега
душа снега и свет

о Бог опять снега

а будь что есть их нет
снега мой друг снега
душа и свет и снег

о Бог опять снега

и есть что снег что есть

долго двигаясь
будто — закат!..—

эти горы душа
строит так: задохнуться!
ил себя ли такие
тайники помещает в ущельях
и — взбираясь — в жилищах:

скажешь: трогает душу своя же душа! —
из того же — шумы ли? движенья ли смутные? —
бедных — где-то — тепло?..—
люди-души — своей же души!..—

к лицам (вздрагивая так: разрываясь!)
прикасаться…— родней?..— не бывать

вдруг — эта ясность (как будто железо
блестит от железа
и стужа — меж ними):

каждый на месте своем!..— как за городом ночью январской
ты одинок: и «конкретно» (я доски запомнил)
в пребывании — гробом «своим»
под землей обособлен —

так: как железо одно я один (словно двое таких —
только в разных местах) —
рядом с живыми живя! —

вчера — хоронивший

счастье — «Немного»
блаженство — «Немного»:
о шепот: как ветер — от солнца:

хлеба — немного… и света дневного…—

и — малого шума людского
как пищи — для Смерти готовой…—

чтоб мирно ее мы встречали
как будто мы все и всегда у любого порога —

в страдании братском…—
о наша свобода!..— свеченье душевное:
простое:
«Немного»

Троельсу Андерсену

«время — распада кругов
и теперь уже что говорить
об основе другой — рукотворной…» —

словно средь веток — на ветках — поблескивает
телом первично-незримым
сам — до-человечески — сам:

а мокрые — смежные с сгустками-«где-то-я-там-уходящий»
ветки в глубинах зари равномерны при вздрогах

зренье — вразброд: отовсюду дымящимся
жертвоприношением — глаз! —

гул…— продолжается гул: то ли степи — из детства — соседствуют — входят
хребтами двоясь (и опять — велимировы будто — с годами забытые

кони мелькают: родное топтанье
полей: «это-я-исчезая») —

гул: а потом — утомленье затылка: движенье привычное

теплой весомости белой
все тяжелее — вдали над холмом
(где взаимобратание было ходьбой и молчаньем

словно протертою с шепотом дум
стала здесь почва сама) —
дальше — над дубом все тем же — сродненным всей
крепостью духа и принятым в волю твердейшую —

все ощутимее — света уход:
из продолженья-творенья —
что-то в лице наклоняя все более белым…—

(«нет: ничего уже это не держит» — лишь жизни все меньше теплеющий сон
будет — в покое — надолго замешан зрачками!) —

и — словно единою-песней едино-народа исход из сияния-поля —

взгляд от стола — человечнейшим озером черным:

«грусть — не становится кругом: ни солнца ни поля…—

просто — возносится к небу:

грусть — человечьего места
все дальше — все больше: незримость»

а этот вздрог наклон и спад
той темной драгоценной
(как света с тенью — скользь)
той головы (о вздрог!) —

с тенями драгоценными — лица! —

все — в говор лицевой
свободной светонадписи
все — по кости — как по частям
забрала лицевого тонкого! —

мельканьем световязи
как будто слышным: «Вы
уже лучом восприняты»:

и света — в свете — скользь
все — чисто (скользь и ясь) —

все — пенья становленьем:

(о места вечности что есть и в нас возможно:
как встреча наша с богом:
песнь)! —

сияньем круга: вздрог и скользь! —

и — свет (вещественно — из света — счастье)…—

сияя — одаряя — Ты
во Тьме-Стране
так ясно: долго: есть

ту боль что будто цвета духа
читает в нас свобода-Смерть
убийцы-люди = полу-смерть
вторгаясь призраками в Чтенье
есть тленом на-двое — возможно: преходящим!
(свобода Смерти не чиста)

Памяти А. М.

хоть плакать (за обедом) оттого
что у картошки (для руки) есть холод
как будто часть ее имущества
(как нечто миром-нищетою данное)

как то что есть семья теплом за дверью
а скоро будет брат мой нет

а как же
не быть
Основанью тому что для мысли присут-
ствует всюду: как некий Костяк не-вселенский!—
что как Бого-Присутствие:

чувствуясь: неотменимо:

как же не быть ему здесь: за мгновенною
смесью и-Места-и-Времени:

и: нашей-Сердечности! —

как это есть (словно душ основание)
здесь: за проявленным островом каждым
белого (словно накала вторичного: цвет
пережившего: вновь лишь идеею ставшего!):

как на заре не-вселенский Костяк этот
ясен! —

Видимый Светится: сквозь острова
белого: в поле: все более белого

и:склоны поля

о поля склон — беспрерывное пение! — геометриче-
ское
и склон другой: для себя — и безлюдно! — поется
а в третьем — как будто есть матери голос:
склон — за меня направляемый ввысь! —
склон-отпевание

ряды их ряды!..— их общность:
соборование

Р. В.
о этот цвет их ран: над ними: отраженьем!

там — их страданье…
в городе — как в поле
свободно-явное
как душ открытость

со взглядом связь его легка
когда лицо — как болью
изъеденное — зреньем

и ясно возникает
двух болей измененье общее:
и чисто — со-страданье…—

о боль — от боли что извне:
вторая наша явь!..—

алеющее облако
во сне печальном мира

(а блики беспокойны!..

как ими говорится
про вас и про меня! —

так не могли б мы сами)

А. М.

Ночью, внезапно,
вижу я, вздрагивая,— между лицом и подуш-
кой — лицо похороненного друга:
оно — как бумага оберточная (содержимое вы-
нули):
черты — как сгибы… не вынести этих следов ис-
коверканных!..—
безжизненно горе само! — все — как будто из
вещи — все более мертвой…-—
и боль отменима — бесследно — лишь новою
болью: ее неживой очередностью!..—
существованье — как действие? — скомканья —
словно рассчитанного!..—
«всё» — как понятие? — есть — как обертка!..
— чтобы шуршать и коверкаться…

В. Сильвестрову

края его светлы
как слово Д е н ь в Завете

и скоро боль растает
(все ярче… вглубь…)

и медленно-боляще
огнем становится исчезновение

(…в прозрачности — как в «Гласе с Облака»)

о лепета ярко-прозрачного: в небо направ-
ленного — буря! — о в крапинках крови широ-
кое знамя! — о возглас: шумяще-алеющий воз-
дух!..

цельное —
лепетом устроения тверди

и будто из лица светящегося
во время грусти —
моего —
его я создаю

и озаряет
таящий рода образы
огонь

а в полночь
знаки выступают
из укрываемых — как под плащом — порезов:

(они и в мыслях
здесь — всегда):

подобно каплям крови птичьей! —
и в вяло-брошенной душе московской тьмы:

«РЕМОНТ
ДОМ ГОГОЛЯ
РЕМОНТ» —

как лампы красное миганье

среди темнеющих отталкивающе
как бархат на умершей
спокойных
львиных зевов

соломинками слабыми
поблескивает мир

кругом отсутствуя давно

и наполовину наискось — с рубашкой вместе —
ты словно частью золотым песком!
‘когда двора случайный ветер
потом в 4 веет широко

и шевелит тебя как сора россыпи!
где будто в шее свет красивых
усиливала белое бумага:

богов всю зиму
укрывая каждая
по вечерам в окно:

как нежный ум —
на снег

видеть
(теперь)
это криком
выстраивать
вас! —

будьте — как Духа присутствие! — будьте свободой
Его — безущербно страдающей
души смягчая
всех — не по-здешнему нищих! —

будьте — как лики Его
не для зрения — чистые:

светом — без силы: всесильным! —

там — где господствует Стадия Гнили как Место
Народа

Первый голос

просто облако есть просто дерево
просто поля и дома
(и все они тут как и ты)
и все они тут же как я

Второй голос

отъехал от дерева и навсегда удалился от леса
что-то взлетело в нем от реки
(птицы исчезли прозрачнее травы)
его уж все меньше —

и:

Хор
(Пение без слов, возрастающее постепенно.)

а ярко — как будто в заброшенной риге
на ночь душа!

и озеро тихим во сне очагом
беспокойно: о так по лицу бы красавицы долго
белым японским цветком!
через стога будто розы белеющие
долго и тихо… так после восторга
полянами редкими
в сердце места

и розы-раскаты — стога беспокойные
месту уже своего разговора
мозгу откроют полет стрекозы —

ярче огня по распятию-желобу!
от бога текущего
к горной поляне в высокую тьму

(к смерти засинью заночью
тонко сияя ума

в голову словно из роз
любимо бросаясь)

Иву Боннфуа

река — уже иная — окружает
в нас превращая многое
в свои иные волны
и холодна

прозрачна и едина
и поздно говорить: «мы там»
она одна одна

Нет-Чистота

ты пьющий — значит: спящий! —

в себе — как в матерьяле сна:
в горячности своей: ты — спящий сном вторым:

(а их — мы знаем — три
последний будет — третий):

ты спящий сном — пока что: избранным! —

как он глубок! он даже там — где место есть: без памяти!—

и — как он длится!
как слоист и темен! —

о этот ветр! — от мира укрывающий:
на время — как заброшенных детей

Сыну Андрею

что облекаешь? что ты оставляешь
о тень! — как в озере:

в горячем
просыпающемся? —

возможно — смысл?..— тобою окруженный
как прахом — некой сущности? — возможно
неведомой тебе самой? —

душе ли — слепоту
творишь ты из него?..—

иль это — некий облик что древней
чем разрешение во времени
чему-то — в мире быть? —

и вот
сквозь негу
детства:

таинственно и зорко смотрится — ее светило временное:

как некогда —
сквозь мира первый прах?..

(Вместе с А. 3.)

одеты в раны есть: и цветниками — бога
где красные от ветра чумового
соединимые следы!
ах так кричать — похожим быть на пену
кровавую — то тут то там
(пуста Москва как поле декабря
и как обрывки свиста
гуашей — тонко — дрожь)

И. Вулоху

овес
зернами тебе подражающий
красным пятном отражался
на пару с тобой
когда в облике мысли нас видел сперва
Спас

сеть
осенним угаром возможна на ягодах
над кожею звоном твоим
но весть
восходящая ввысь
единственно суть

у ветра
синицы и друга
спросил я навеки ли мы
и доносилось снаружи печально:
«три»

чиста проста
глубоко и почти без места
и тих и незаметен
светлы и широки

сплю весь
и — сейся

мерцать замешиваться взорами

и сеется
и суть

а поле: больница-мельница!
и словно в углу
ветка полыни:

будто в день зимний
пальцы
отдельно —

в муке

а паутинная
кылью со дна как местами чердачными
восходящая к полю

и шелк и паутина
ее притягивая увлекутся
соседями оказаться такими же
как тень и пыль

и паутинная
как шелк во сне покажется нездешней
и связи с облаками
из пуха-хромоножки трав
глаза обманывающих

и алеющих

во сне как в мелу
будто на лицо принимая резню
грудь отводить
от сеющейся словно сухая мука
в себе и при мне
не умеющей при нас отстояться
вьюги особенной — плотью от смерти —

нас посещающей

к ребенку плачущему
касание гибко и кожье
женщины сильной и действенной

словно устройство с кровью и зеленью
для колесования

и как открывается белое в ветках
ярко и больно
так от стола до окна
происходящее нежно:

в спокойствии женском есть и место-вечер
и место-утро
и словно красные части одежды
даже в воздухе близкие к крови
обнаружится долгая
вечерня сердечная

это в теле как будто ином и вторичном
за тем — основным —
в озарении ищутся корни
спевших когда-то и винами залитых

как луч пустой

светом
страдающе-в-облике-собранным
из первосвета явившись
вздрагивая
ждать

и создана там где обилие лета-идеи
склонно наверное к дару
где покорилось уменьшенной частью
тихим увидеть себя:

«быть»
как в сознании было бы птиц:

« — »

а пить — как будто в Лете спать:

с лицом чужим
как бы натянутым:

над местом не-вещественным
опасным

и озаряться в той реке
огнем незримым тьмы

ты там мой друг
в беспамятстве сказавший:

«как жить? да шкурой на базаре торговать
своею
золотой»

и примем мы свет на движенья нескромные
от самих лопастей
сегодняшнего цветодержца

не зная что камни и ветки и кожа лица —
видимые раны его!

и «я» говоря называем его расхитителем
одного неизменного
праодного своего же сверхсада

и здесь за оградою астры
не утешая ярки
словно руки он режет себе!

уходит
как светлая нитка дыханием в поле

и бело-картонная гречка
срезается лесом

птицы словно соломинки
принимают шум леса на шеи

косички ее вдоль спины наугад
словно во сне начинают село
глядя на край каланчи

и там на юру на ветру
за сердцем далеким дождя золотого
ель без ели играет
в ю без ю

отмечу что лицом ко мне
похожим на порезы вдоль сирени
и тайным ворсом крови сильная —

там за ее воротником

а сердце будто бы при шуме спрятанном
иголки с выявленьем музыки!
и проверяя есть ли мы
учесть придется нас с начала крови

она одна и нет конца
и «я» и «ты» лишь щебет птиц
уже вдали
уже не здесь

но есть и вызовы в больницу к маме
и вечная по улицам ходьба

Как жизнь долга Прерывиста И птицы
летят другие Слабые как мы

Себя как их Не жаль И будешь обесценена
как Много убивая
доказывали в детстве нам

к голубя сон превращенный в сидящую тихо при первой звезде
высокой как девичий обморок
как детский ночлег на дворе!

и красными досками воздух
c луною входящий
в проемы везде

и весть-то протянута в видимом вечере к дальней заре
как переваливающийся вдоль старого дерева
мир гиацинтов

где красное поле глубоким накатом
нисходит к горе

и нежного дела одевается дух уже третий
и кровь ли цветка словно тамр индийский:

под кровлей разыгрываясь
в цветы соберется в саду

и лишь выходящий из солнца содержится в духе загаданном
светлее чем бинт

ляля, ляля без смысла и ляля,
пугающая, словно ранены жабры,
и части одежды
опрокинуты в воздух оттуда
там вдалеке,

когда я не вижу, до боли расцвечены
и смягчу я — тряпичны — смягчу;

а это
понятие-облако
столь неотступно-свисающее
будто явлением близко-тревожным — «нося»? —

это было об астре, о ночи и о подоконнике,
здесь — о плечах,
представлю ее я в движенье,
но там, где от поля —
словно от стула,
и нет никого;

вся лель, вдоль и лель, прикрывая и шею,
дальше — тянет как с горки,—
вот здесь-то и плачут и не понимают;

и где-то у пыльной дороги
орешника долгий и стершийся край —
как вдоль плачущего одного;

и ясно прощается друг,
и думают снова: «да едут же где-то к деревьям,
снится же что-то другое;

и были же корни не здесь,
а мука сильней оказалась»

Ф. Дружинину

птица черная здесь затерялась
о ясный монах галерей
и снега кусок как в награду звезда!

отрываясь от грифа
падают доски селений
здесь во дворе опустевшем давно

и дереву нравятся вывихи дерева
бархату шёлка куски

а струны ложились бы четче на книги
освещенные снегом на крыше
через окно

срезая, качаясь слегка,
как столкнутся сейчас — «озаря — сизари»,
как «железо» из книги в осеннее утро
на белой странице, и сразу — осеннее поле,
тропинки, ворота, село;

а белое в памяти: дальше меня, за спиной, чуть касаясь сугробов,
здесь не увидим, но знаем;

здесь, как под облаком ветка, проведшая лето на крыше вагона,
врасплох хорошо и светло,

словно прячут частями
движенья девичьего детства
в углу водолинии

мучает золото сон завершая
слабо присутствуя днем
и где-то основой таится лицо
свободное с ясностью санной

издали стати моей достигающее
тревожа до света на коже

уместное прятать глазами
море и флаги чужие
узкою черною влагой
сливая их с сердцем

осторожно присутствие в памяти
идеи-колес-вдоль-кустарников-выжженных
вкривь выявляет виски —

о словно при крови и золоте
это я вижу во сне
раненой стенкой лица! —

и касаясь как ран подсолнухов
утешение шепчется в платье и в волосы
светом на горы натянутым

как алебастром вечерним и робким
в узоры Грааля

снова
он здесь
возвращаясь со дна
тихой поправкою
звуков на ветках

долго

(словно не день
а уже
без селений без города
без говорящих)

будто входящий
(все ближе)
опять на стене на бумагах
над окраскою печки — он с детства разбросанный он
отобранный и возвращаемый
во тьме через тихое поле пугавший

белым знакомым лицом

состояние
стучаще-спокойное
действие
словно выдергиванье
из досок гвоздей
(сад
будто где-то вступление ярого-Ока
сад)

Птица у стенки, падая замертво,
клювом скользнула по белой бумаге,
я не вижу ее, но она — у нее,

потому это знаю,
что стыжусь ее взглядов.

Блеск подглазья,
как будто бесстыдно положенный
пальцами мальчика,
на мост поведет
меня через час,

и будут флаги свободны,
и далеки, и свежи;

это ведь за нее устаю
и за нее умираю
среди зелени странной:
все кругом состоит
из свисающих
и бесперспективных лоскутьев
осиновой дикой коры
без стволов и без веток;

а стыд за нее не проходит,
как будто касалась она
соломы на нищем гумне,
как будто из окон больницы

рассматривают ее вечерами
и знают: «не надо, не надо…»

и слишком уверенно
и равнодушно молчат.

а ширящийся — ты
и вдруг блеснет
щемя царапиной девичьей
во ржи: еще не становясь
(все чаще режет тонкий голосок)
толчком божественного есть
у леса засиять!
почти невидим воздух-шелк
в проколах
(о душа)
слепящих

прячем день от себя замечая невольно
словно в горнице листья в саду
и таится он мирно
где-то в этом же доме где дети играют —
от нас независимо
мы ни при чем

пусть тебя создает этот свет выявляя подробно
отпечаток тем временем примут
уходящие всегда навсегда:

все окна и двери открыты везде постоянно
рвут ветки свет
от колебанья межсвета единого
страдания в нас
и того что над нами

за которым хранится давно
отсвет робкого облика
в самой глубине первосвета

посредником было окно слуховое
между душою и небом!

а окольное зрение без крапинок глаз!
тревожило детскую память
как золотистую женскую стенку
меж нами и миром

и тогда зафиксировались
беспамятством мысли
в лете четвертом увиденные
тени ладоней
заовражных существ

Бледное лицо —
золотая кожура тишины!..

Где-то движутся сны
налегке,
и нет ничего,
кроме заигрывания бога
с самим собой
за этим его

прикрытием.

И — из этой игры
дочеловеческих начал
мне остается
познанье тоски.

В. Яковлеву

качающимися квадратами
цветения и звона
всех детств моих, знакомых
прозрачным опустевшим городам,

я их коснусь, и девичьи венчанья
все так же будут длиться
без музыки и без дверей;

глубины теплятся
зеленовато-сумрачно,
и плачут там, за ними,
дождем измазанные мясники,
упав на груды рыб;

и вновь топтанье и переступанье —
я здесь, я здесь;

топтанье и переступанье —
раз навсегда —

как колокол в тумане —

— и как — шмуцтитулы — акафистов —
мне снится — красная — разорванность — и собранность

а вокруг — называясь
Местом — неведомо чем «потеплевшим» —

прерываясь как сон
и опять начинаясь —

продолжается — сна продолженье:

вводятся те же окрашиванья
ударами будто спросонья
поддерживая разделения
серого на менее серое —

роются
вязнут
в добиваииях в месиве темном
шевелений уползших —

и все это единство — толчками подрагивая
сдвигоподобий
проборматывается «жизнь»
вспыхивая изредка
лжеогоньками

Что богом забыто во сне
под этою тонкою кожицей?

Он — здесь удивился впервые,
и это пространство знаменательно тем.

Самые тихие волны
и самые далекие берега…

И где там я?
Ведь глаза открываются
ресницами в мою сторону,
и где-то под ними я становлюсь

никогда и не существовавшим.

Я звуков боюсь,
и боюсь я света
за это лицо,

но жизнь уж проходит, и мы выдержим все
на этот раз.

голова
ягуаровым резким движеньем,
и, повернувшись, забываю слова;

и страх занимает
глубокие их места,

он прослежен давно
от окон — через — сугробы — наис — косок —

до черных туннелей;

я разрушен давно
на всем этом пути,
издали, из подворотен
белые распады во мгле
бьют
по самому сердцу —

страшнее, чем лица во время бурана;

все полно до отказа, и пластами тюленьими,
не разграничив себя от меня,
что-то тесное тихо шевелится
мокрыми воротниками и тяжелыми ветками;
светится, будто пласты скреплены
свистками и фарами;

и, когда, постепенно распавшись,
ослабевшее это пространство
выявляет меня в темноте,

я весь,
оставленный здесь между грудами тьмы,—
что-то больное
и невыразимо мамино,

как синие следы у ключиц

Памяти чувашского поэта Васьлея Митты

было — потери не знавшее лето
всюду любовью смягченное
близких людей полевых —

будто для рода всего обособленное! —

и жизнь измерялась
лишь той продолжительностью
времени — ставшего личным как кровь и дыханье —

лишь тою ее продолжительностью —

которая требовалась чтобы на лицах
от слов простых
возникали прозрачные веки
и засветились —

от невидимого движения слез

Ночью иду по пустынному городу
и тороплюсь
скорее — дойти — до дому,

ибо слишком трудно —
здесь, на улице,
чувствовать,

как хочу обнимать я камни.
И — как собака — деснами — руку —
руками — свои — рукава —

и — словно звуки
прессующей машины,
впечатленья о встречах в том доме,
который я недавно покинул;

и — жаль — кого-то — жаль — постоянно,
как резкую границу
между черным и белым;

и — тот наклон головы, при котором
словно издали помню себя,

я сохраню до утра,

сползая локтями по столу,
как по воску.

белым и светлым вторым
страна отдыхала

причиной была темноте за столом
и ради себя тишину создавая
дарила не ведая где и кому

и бог приближался к своему бытию
и уже разрешал нам касаться
загадок своих

и изредка шутя
возвращал нам жизнь
чуть-чуть холодную

и понятную заново

словно чащи в лесу облюбована нами
суть тайников
берегущих людей

и жизнь уходила в себя как дорога в леса
и стало казаться ее иероглифом
мне слово «здесь»

и оно означает и землю и небо
и то что в тени
и то что мы видим воочью
и то чем делиться в стихах не могу

и разгадка бессмертия
не выше разгадки
куста освещенного зимнею ночью —

белых веток над снегом
черных теней на снегу

здесь все отвечает друг другу
языком первозданно-высоким
как отвечает — всегда высоко-необязанно —
жизни сверх-числовая свободная часть
смежной неуничтожаемой части
смежной и неуничтожаемой части
здесь
на концах ветром сломанных веток
притихшего сада
не ищем мы сгустков уродливых сока
на скорбные фигуры похожих —

обнимающих распятого
в вечер несчастья

и не знаем мы слова я знака
которые были бы выше другого
здесь мы живем и прекрасны мы здесь

и здесь умолкая смущаем мы явь
но если прощание с нею сурово
то и в этом участвует жизнь —

как от себя же самой
нам неслышная весть

и от нас отодвинувшись
словно в воде отраженье куста
останется рядом она чтоб занять после нас
нам отслужившие
наши места —

чтобы пространства людей заменялись
только пространствами жизни
во все времена

Забудутся ссоры,
отъезды, письма.

Мы умрем, и останется
тоска людей
по еле чувствуемому следу
какой-то волны, ушедшей
из их снов, из их слуха,
из их усталости.

По следу того,
что когда-то называлось
нами.

И зачем обижаться
на жизнь, на людей, на тебя, на себя,
когда уйдем
от людей мы вместе,
одной волной,

когда не снега и не рельсы, а музыка
будет мерить пространство
между нашими
могилами.