Глеб Горбовский ? Из поэмы «Циркачка»

Линяет свет. Под черный купол
бросает музыка крыло.
Скользит процессия из кукол,
холодным строится углом.
Их ноги в белом трикотаже,
их гуттаперчевы тела.
Их клоун так обезображен,
так вопиет его скула
и нос картофельный… А ноги
в таких несчастных башмаках,
что вдруг задумалось в тревоге
дитя на маминых руках.
…Я знаю: там, на лобном месте,
воткнувшись циркулем в манеж,
опять торчать моей невесте
бескрылых ангелов промеж.
Она опять взойдет под купол —
звезда веселья! — и опять
я позову ее оттуда
в надежде, гибкую, обнять…
Здесь будут тучные медвели
на мотоциклах гнуть вираж,
затем затеет лгать и бредить
какой-то фокусник не наш.
Поднимет тяжести большие,
как бы с души, добряк силач.
И мамы вдруг, и малыши их
сольют в платочки смех и плач.
А в час, когда довольный зритель
свой проверяет гардероб,
мы маханем в свою обитель,
я поцелую теплый лоб,
и ты уснешь, моя пружинка,
расслабив мускулы во сне…
И ночь, окрашенная жидко,
яйцо луны снесет в окне.

А в поле одуванчики
маячат,
как болванчики.

Ай, летние гастроли, —
мартышки на ветвях
и на руках по полю
и всей душою — взмах!
Струись зеленой змейкой,
любимая, в траве.
Выпрыгивай уклейкой
из омута на свет.
Цепляйся теплой ночью
за звезды на весу.
И складывай в кулечек
по капельке росу.
Цвети, моя циркачка,
рей, одуванчик мой!
Ведь после, не иначе,
придет пора — домой,
придет пора — под купол,
где словно снят покров,
когда тебя нащупал
брандспойт прожекторов,
когда, расправив перья,
летишь навстречу ртам…
А после выйдут звери
и сядут по местам.

А в поле пьют ромашки
из неба,
как из чашки.

И снова ты превыше многих,
на высоте, наедине.
Там, ниже, — смертные и боги.
Там на коленях мулине
у сверхстоической старушки,
и мальчик роется в носу.
Его ппаша давит сушки,
мамаша чистит колбасу.
А ты, чужая им, летаешь…
Остановись! Ты посмотри:
старушка, может быть, святая,
отец, быть может, до зари
чинил по свету фонари.
Наверно, мать не знает ночи
за то, что знает ее — сын.
Их притаившиеся очи
не в ювелирный магазин,
а прямо в небо — звездной пылью!
Ты посмотри, ты ощути,
какой тревожной веет былью
от их сидячего пути.
…Ты продолжаешь по канату
на ощупь, тапочкой скользя…
Как ослепительна одна ты,
как этим высказана вся!
Неверный шаг — и ты обманешь,
другой неверный — и уже
ты будешь плавать, как в тумане,
в своей простуженной душе.
Неверный шаг! Канат натянут.
И ты — струна моя — звени!
Пятою, нежными ногтями
держи себя, не оброни.
И улыбайся. Ты же в цирке.
Никто не должен знать про то,
какие жалобные циклы
в тебе свершаются при том.
И даже ручкой, нервной ручкой,
небесной ручкой помаши.
Старушке станет много лучше
в ее туманностях души.
…Какие видишь горизонты,
оттуда, белочка моя?
Не все ли вымерли бизоны?
Не все ли выцвели края?
А как там в Рио-де-Жанейро?
Все так же — белые штаны?
Чем забавляется Венера
среде небесной тишины?
А может, видишь деревеньку,
где ты цвела, где ты ждала
неулыбавшегося Сеньку
из древнерусского села?
Наверняка ты видишь лучше,
чем я в двенадцатом ряду…
Мой улыбающийся лучик,
тебя я так на землю жду!

А за кулисами обедня.
Висит сосульками слюна.
И у кормящего передник
набит морковкою слона.
Идешь ты улицей звериной
вдоль одноклеточных квартир.
Макака лущит мандарины,
взирает весело на мир.
Тигрица челюстью железной
стучит по конскому бедру.
И попугайчики любезно
несут какую-то муру.
А укротитель, укротитель
так и витает, как спаситель.

Что ты ночью плакала,
что тебе приснилось?
Может быть, с макакою
ты во сне сцепилась?
Может быть, обидели
львы тебя, разбойники?
Ты в своей обители
спи, душа, спокойно.
Пусть тебе приснятся
ласковые клоуны.
Пусть они толпятся
с грустными поклонами.
Пусть тяжелоатлеты
носят тебя — зернышко.
Спит, мои атомы
с-о-л-н-ы-ш-к-а…

Заболела моя циркачка,
не взойти ей под небосвод.
Укротитель по ней заплачет,
газированных выпьет вод.
Ночью лопнет канат в разлуке
с дорогими ножками вдруг…
И макака от серой скуки
оборвет карманы у брюк.

Ковыляйте ко мне, медведи,
поспешайте сюда, слоны!
Очень много на этом свете
есть воинственной тишины.
Вы трубите, слоны, трубите!
Тишину вокруг разбомбите!

Вот опять идет враскачку
по канату вдоль судьбы
моя вечная циркачка.
Ставит легкие стопы.
А вокруг зверье клубится,
сальто делает старик,
на плече макаки птица
издает счастливый крик..
Разве можно в этом мире
одному, отдельно, врозь?
…И все шире, шире, шире,
шире купол и — насквозь!

Как вам это стихотворение?

Смотреть видео

Заказать анализ стиха

Читать похожие стихотворения

Сожалеем, но у нас пока нет этого стихотворения в аудиоформате.

Если Вы хотели его услышать, напишите, пожалуйста, в комментариях и мы постараемся оперативно подготовить запись.

Благодарим за понимание!

Анализ стихотворения

Вот что нашлось на YouTube по этому запросу

Сожалеем, если Вы не нашли на нашем сайте то что искали. Помогите нам стать лучше, ответив на 2 вопроса.

Ничего не понимаю в стихах
50.35%
Сам(а) бы сделал(а), но нет нормальной инструкции
20.33%
Нет времени, нужно другим заниматься
29.32%
Также вы можете заказть анализ стихотворения у нас, заполнив форму.

Другие произведения автора

Глеб Горбовский ? Я тихий карлик из дупла

Я тихий карлик из дупла, лесовичок ночной. Я никому не сделал зла, но недовольны мной.Я пью росу, грызу орех, зеваю ...

Глеб Горбовский ? Уже по будням песен не поют

Уже по будням песен не поют, а если запоёшь — окрестят пьяным… Пою теперь наедине с туманом, где над болотом ...

Глеб Горбовский ? На танцах

Е. ЕвтушенкоТы — танцуешь! И юбка летает… Голова улеглась на погон. И какая-то грусть нарастает с четырёх неизвестных сторон…Ударяет в ...

Глеб Горбовский ? Рубины малины в кустах у дороги

Рубины малины в кустах у дороги, и сами в кусты направляются ноги. Малины в кустах — бельевые корзины, на каждой ...

Глеб Горбовский ? На дворе играют дети

На дворе играют дети в ту прошедшую войну. Чью-то бабушку в берете клонит медленно ко сну. Дети в небо бьют ...

Глеб Горбовский ? Пей сейчас густую мудрость книг

Пей сейчас густую мудрость книг. Слушай птиц, их пение и крик. Запах звезд небесных услови. Тронь рукой сияние любви. Ухвати ...

Глеб Горбовский ? Писать стихи

Писать стихи, казалось бы, — не надо. Есть и без них — и солнце, и прохлада. Есть и без них ...

Глеб Горбовский ? В негасимую свечу

В негасимую свечу превратился я для многих. Я с утра уже стучу по корням своей дороги. Глажу голову воде парой ...

Глеб Горбовский ? На вокзале

Потерялась (или вовсе брошена?) девочка притихшая, хорошая. Личико чумазое, серьёзное. Белый день. Вокзал. Дитя бесхозное. На груди у потеряшки-девочки тряпочная ...

Глеб Горбовский ? Подарили мне будильник

Подарили мне будильник, чтобы я не спал излишки, чтобы я прослыл мобильным, чтобы я печатал книжки. Чтобы я строку тупую ...
Другие стихи русских поэтов

Давид Бурлюк ? Улей зимы

СонетПомят последнею усмешкой Отходит упокоясь прочь За каторжной своею пешкой Безжалостную ссылки ночь В округ-мечи ...

Евгений Баратынский ? Признание

Притворной нежности не требуй от меня: Я сердца моего не скрою хлад печальный. Ты права, ...

Ермил Костров ? Путь жизни

Жалея праведно о глупых сих столпах И о потерянных для распри той часах, Он покидает ...

Велимир Хлебников ? Опыт жеманного

Я нахожу, что очаровательная погода, И я прошу милую ручку Изящно переставить ударение, Чтобы было ...

Георгий Адамович ? Звенели, пели

Звенели, пели. Грязное сукно, И свечи тают. «Ваша тройка бита. Позвольте красненькую. За напиток Не ...

Владимир Британишский ? Греч: Встреча с Батюшковым

Фигурка Батюшкова из «Записок» Греча: та петербургская, последняя их встреча на улице… Каков бы ни ...

Владислав Ходасевич ? Джон Боттом

1 Джон Боттом славный был портной, Его весь Рэстон знал. Кроил он складно, прочно шил ...

Владимир Высоцкий ? Прошу прощения заране

Рванулся к выходу — он слева, Но ветеран НКВД (Эх, был бы рядом друг мой ...

Виктор Цой ? На кухне

Ночь… День… Спать лень… Есть дым… А, черт с ним!.. Сна нет… Есть сон лет… ...

Дмитрий Веневитинов ? К любителю музыки (вариант)

Молю тебя, не мучь меня: Твой шум, твои рукоплесканья, Язык притворного огня, Бессмысленные восклицанья Противны, ...
Добавить комментарий

Adblock
detector