Михаил Дмитриев

Скороспелому прогрессу
Я не верую, друзья!
Не даю большого весу
И газетным крикам я!
То поветрие и мода!
Моды нет для стариков!
Да и грамотность народа
Разведёт одних плутов.

Я не верю в нашу гласность:
Не по нас пока она!
Ею только безопасность
Всех имён подорвана!
Гласность только там полезна,
Где чужая честь свята,
Там, где правда всем любезна;
А у нас она мечта!

Долг святой любить, как братий,
Человеков во Христе
Мы без клятв и без объятий
Исполняли в годы те,
Как ещё на нас туманность
Не навёл горячки бред!
Завелась у нас гуманность,
Да любви ко братьям нет!

Где народ, сознаньем зрелый,
К просвещению готов,
Там прогресс не скороспелый,
А наследие веков!
Там он прочен, там от деда
Переходит к внуку он:
Он над опытом победа,
Не журнальный крик и звон!

O cives, cives, quaerenda pecunia primum est,
Virtus post nummos!
Ноrаt. Ерist. 1

I

Был век, когда забыла Бога
Наука гордая земли
И от небеснаго чертога
Пути лукавства отвели;
Был век, когда лжемудрованья,
Насмешкой гордаго суда,
Лишали старость упованья,
А дев и юношей стыда!

И в этот век острились нравы
И очаровывал язык!
Мир полон был поэтов славы,
Права людей — был общий клик!
Весь мир, как сетью, обложился
Волшебной песнью мудрецов,
Покуда ад не расходился,
Почуяв в ней зловещий зов!
Ужасно грянул отклик ада!
Как зданье, царство потряслось
Как обветшалая громада,
Законы, нравы, все в хаос!
Народ веселый, легкий, льстивый,
Гиен и тигров породил,
И обдан мраком, ум кичливый
Светильник веры погасил!

И жажда крови: алчность казни,
Свершали слепо — Божий суд!
А миру бог, в те дни боязни,
Был разум, идольский сосуд!
И из страны, где невидимо
Прорвал земную корку ад,
Не все страны, промчавшись мимо,
Дух зла навеял некий чад!

Народ, злой воли испытатель,
Был, воздаяния судом,
Как в клубе дыма зажигатель,
Захвачен собственным огнем!
И все погибло б в новом аде
И не спаслась никая плоть,
Когда бы избранных к пощаде
Не сократил те дни Господь!

II

Воззрел Господь; но человека
Не отыскалось в той стране!
И остров моря — в вожди века
Дал мужа, крепкаго в огне:
Да невредим и тверд, как камень,
Пройдет, сам первый закален,
И всех ведет сквозь тот же пламень,
Чтоб был испытанный спасен!
И разлились земли пожары
Во мгле безверья и страстей,
И сквозь громовые удары
Погнал как стадо он людей,
Покуда в жертву очищенья
За осужденныя главы
Алтарь вознесся всесожженья,
Богобоязненной Москвы!
Тогда свершилось правосудье!
И судия, развеяв мглу,
Свое ненужное орудье
Забросил моря на скалу!
Киченье мудрых присмирело!
Последний гений, муж суда,
Угас, свершив земное дело,
Как в море падшая звезда!

И съединились все народы
Взаимной выгоды узлом,
Те под знаменами свободы,
Те под отеческим жезлом!
И ржавый плуг пошел браздами
Чертить, как прежде, грудь земли;
И снова смелыми крылами
Взмахнули в море корабли!

III

Настал век новый! Он хлопочет
Устроить свой домашний быт!
Довольства он, приволья хочет!
И мысль горит! и труд кипит!
Железом стелются дороги!
Плывут и скачут на парах!
Не нужны кони резвоноги,
Ни ветр попутный в парусах!

Стучат, выделывая ткани,
Без рук, волшебные станы;
Взаимно шлют досуджства дани
Друг другу дальния страны!
Права, машины и законы
Всему масштаб — один расчет!
Бросают в землю миллионы,
Земля дает — урочный плод!

В соседстве стали антиподы,
Стал патриот — космополит,
Цари — друзья, семьей — народы,
Мир — дом, который всем открыт!
Таков наш век! он все устроил,
Размерил, взвесил, оценил!
Он наслаждения удвоил,
Задачу счастья разрешил!
Но он забыл, что есть жизнь выше!
Что есть жизнь духа — он забыл!
Уже играют лиры тише,
Наука гордая без крыл!
Не возстает светила века!
Потерян ключ небесных благ!
Ключ зол и благ — у человека,
И нет судьбы на небесах!

Но есть судьба! Да не забудет
Довольный мир — незримых кар,
По временам счастливцев будит
Где мор, где голод, где пожар!
Они, встревоженны утратой,
Один убыток видят в ней!
На язвы мира — сыплют злато;
А Бог ждет вздоха от людей!

Не ревнуй лукавнующым, ниже творящым беззаконие.
Псалом 36

Не раздражайся на порочных
И не завидуй их делам!
Они красою благ непрочных
Подобны злаку иль цветам!
Но будь на Бога в упованьи!
Твори добро в самом страданьи
И слово истины храни!
Предайся с верой Божьей воле:
Он даст желанное, даст боле
И наградит терпенья дни!

Пусть успевает нечестивый
И гордый замыслом своим:
Не мсти, оставь свой гнев правдивый,
Чтобы не быть подобну им!
Еще немного — их не будет!
И место самое забудет,
Где был на нем земли кумир;
Но правым суд иной я внемлю:
Смиренные наследят землю,
Миролюбивых доля — мир!

Почто же взводишь ухищренье
На мужа кроткаго злодей?
Господь, зря мести приближенье,
Смеется хитрости сетей!
Пусть меч исторгнут изощренный,
Натянут лук свой неизменный;
Не совершат и ими зла:
Вонзится в них же меч скользящий,
Внезапно лопнет лук дрожащий,
Падет безсильная стрела!

Не лучше ль малость достоянья
И с оным сердца чистота,
Чем неизсчетныя стяжанья
И с ними духа теснота?
Богач берет и в долг без платы;
А кто даст даром? — небогатый!
Я в сединах, я молод был,
Но не видал, чтоб муж правдивой,
Оставлен был толпе сварливой,
И хлеба сын его просил!

Твори добро и зла чуждайся:
Бог любит добрых и хранит!
Жди, веруй и не колебайся:
Он нечестивых истребит!
Тебе прибавит жизни время,
В твое отдаст он землю племя,
Но грешнаго изгладит след.
Я зрел: надменный возвышался,
Как кедр ветвями разширялся;
Прошел, ищу его — и нет!

Что вы Европой нам колете глаз? — Мы не прочь от Европы!
Дайте Европу нам! — Что ж! мы с Петра не чужие Европе!
Мы не отстанем от ней: как она же, мы почву родную
Взроем с весёлым трудом; семена сбережённые бросим;
Не придёт ли она — и у нас от плодов поживиться!

Мы от Европы не прочь! Но какая ж то жизнь европейца
В рабстве у чуждых голов чужого ума набираться?
И в Европе народ на народ не похож; так с каким же
Сходны хотите вы быть? Где народ европейцев? — Есть немец,
Есть англичанин, француз; между ними пусть будет и русский!

Море ропщет, море стонет!
Чуть поднимется волна,
Чуть пологий берег тронет, —
С стоном прочь бежит она!

Море плачет; брег песчаный
Одинок, печален, дик;
Небо тускло; сквозь туманы
Всходит бледен солнца лик.

Молча на воду спускает
Лодку ветхую рыбак,
Мальчик сети расстилает,
Глядя молча в дальный мрак!

И задумался он, глядя,
И взяла его тоска:
«Что так море стонет, дядя?» —
Он спросил у рыбака.

«Видишь шпиль? Как нас в погодку
Закачало с год тому,
Помнишь ты, как нашу лодку
Привязали мы к нему?.

Тут был город всем привольный
И над всеми господин,
Нынче шпиль от колокольни
Виден из моря один.

Город, слышно, был богатый
И нарядный, как жених;
Да себе копил он злато,
А с сумой пускал других!

Богатырь его построил;
Топь костьми он забутил,
Только с богом как ни спорил,
Бог его перемудрил!

В наше море в стары годы,
Говорят, текла река,
И сперла гранитом воды
Богатырская рука!

Но подула буря с моря,
И назад пошла их рать,
Волн морских не переспоря.
Человеку вымещать!

Всё за то, что прочих братии
Брат богатый позабыл,
Ни молитв их, ни проклятий
Он не слушал, ел да пил, —

Оттого порою стонет
Моря темная волна;
Чуть пологий берег тронет —
С стоном прочь бежит она!»

Мальчик слушал, робко глядя,
Страшно делалось ему:
«А какое ж имя, дядя,
Было городу тому?»

«Имя было? Да чужое,
Позабытое давно,
Оттого что не родное —
И не памятно оно».

Кто властен удержать младой души движенья,
Когда любовь к земле и к жизни в ней горит?
И кто потухший огнь ей снова возвратит,
Когда угаснул ом от раннего мученья?..
О равнодушие! Сколь часто я взывал
К тебе, волнуемый моей кипящей кровью,
Как бы предчувствуя, что счастливой любовью
Коварный рок меня на гибель прямо мчал!
Без тучи грянуло несчастье над главою!
Шум стих, я поднял взор — и ты… уже со мною!
Но ты не тот беспечный бог.
Спокойный, радостный, ступающий на розы,
С которым жизни путь столь ровен и отлог:
Ты отнял всё, отнявши слезы!
Отдай мне их, отдай назад!
Пусть вновь их пламень жжет мне грудь хотя однажды,
Пусть сердце вновь томит неутолимость жажды, —
Несносен для души бесчувственности хлад!

Скажи мне, двигатель народный,
Символ народной простоты,
Какой рукою благородной
И занесен откуда ты?

От стран ли дикого Востока
Пришел ты в обществе меча,
В руках ревнителей пророка
Слепому рабству нас уча?

Иль, чуждого происхожденья,
Ты по сродству нам близок стал,
И ни единого мгновенья
Еще нерусским не бывал?

Скажи мне: грешною сшитою
Тебя кто первый перенес?
От униженья ль пред тобою
Он лил потоки горьких слез?

Иль, честью не обеспокоен
И крепок выей и хребтом,
Он был равно тебя достоин
Перед людьми и божеством?

Меж нами действуя свободно,
Пришлец в России вековой —
Ты лучший страж любви народной
И власти верный часовой!

Князю Дмитрию Владимировичу Голицыну

Луч божественнаго света,
Отблеск истины святой,
Разум воли, дух совета,
Покланяюсь пред тобой!
Правда! где ты возсияла,
Та блаженствует страна;
Жизни райской там начала,
Жизни вечной семена!

Будь тебе вселенна храмом!
Жрец и подданный и царь!
Сердце каждое алтарь!
Каждый вздох наш фимиамом!

В утро вечности младое,
Как возникли существа
В светлой радости, в покое,
Перед троном Божества,
Правосудие не знало
Ни награды, ни суда!
Где их вечное начало?
Ты, святая правота!

Ты была Творцу совечна!
Каждый дух пред Ним сиял,
Каждый часть блаженства взял;
А Его часть — безконечна!

Доля всем Его блаженства,
Доля блага излилась!
Он другаго совершенства
Не потребует от нас!
Искре ль с солнцем состязаться!
Человеку ль с Божеством!
Благ лишь Он! — Уподобляться
Наша правда пред Творцом!

В нашей правде — нет заслуги!
Силы духа правый Бог
Только нам дает в залог:
Мы должны ответом, други!

Кто родился на престоле,
Правда — милость на суде;
Кто родился в низкой доле,
Правда в поте и труде!
Судие — карать злодейства;
А супругу и отцу
Правда — мир его семейства!
Всем от правды по венцу!

Кто вселенною прославлен,
Кто забыт в чреде людей,
Стой, как воин, на своей
Страже всякий, где поставлен!

Правда, Правда цепь созданья
Держит дланию своей:
Жизнь и силу льет сиянье
Солнца пламенных лучей;
Слабым светом в мраке ночи
Светит тихая луна,
Но к покою клонит очи
Утомленныя она!

Неравны и звезды славой!
Все ко благу — свет и тень!
Не для всех одна ступень
Путь один стезею правой!

Ты приял великий гений?
Ты скрижали вскрыл времен?
Будь светилом поколений
И наставником племен!
Не вспылай страстей пожаром,
Не развейся морем зла,
Не сгуби тлетворным даром
Нивы той, где жизнь цвела!

Славный жребий — в мире сеять
Чистой правды семена
И на них сквозь времена
Долго духом жизни веять!

Ты в замену благ фортуны
Взявший доступ в мир чудес,
Дух свободный, сердца струны
Провозвестницы небес!
Мир, как раб, лукав, продажен,
Символ власти — жезл и сеть;
Будь, как неба сын, отважен:
Время ныне Правду петь!

Правду, правду в слух народов,
Правду в слух земных владык!
Оправдай земный язык —
Пред духами горних сводов!

Правда в чаше — виноградной,
Отверзающей сердца;
Правда, дружбы в час отрадный,
Светит в радости лица!
Без нея любовь мученье,
Жгущий пламень лишь один!
Правда старцу уваженье,
Честь тебе, о гражданин!

Правдой граждан тверды троны!
Без нея суды — обряд!
Где законов не хранят,
Всуе там писать законы!

Вы, кому судеб в совете
Жребий пал — судить людей!
Вам Сидящий в вечном свете
Долю власти дал Своей!
Но шаг в вечность; там безвестность!
Здесь судьи! там пред судом!
Дружбой вам должна быть честность;
А отечество — родством!

Что же вы в высокой доле?
Силе продали вы честь!
Вам с небес готовит месть
Он, Всевидящий оттоле!

Где ж ты, чашу бед испивший,
Кто все блага, в мире зол,
Недостойным уступивши,
В людях правды не нашол!
Сядь, как брат, за нашей чашей!

Позабудь борьбу и труд!
Ныне время правды нашей;
Будет Божьей правды суд!

Сладко пить надежды чашу!
Горек жизненный сосуд!
Будет Божьей правды суд!
Он разсудит правду нашу!

Наша правда, правда мира,
Перед Богом нечиста!
Кормим нища мы и сира,
А гонима правота!
Наша правда — сила сильных,
Ласки девы, взор вельмож,
Злата звон, стол яств обильных!
Наша правда — тьма и ложь!

Есть пути, о мира чада!
В ваших правые очах;
Но конец их — скорбь и страх!
Он на дно низводит ада!

Рек пророк: «Придет то время,
Правда скроется с земли;
Зло, как пагубное семя,
Пустит в мире корни тли!
И страну страна другая
Спросит горечи полна:
Не в тебе ль она святая? —
Не во мне! — речет она!»

Кто несчастный, кто живущий
Будет в те растленья дни!
Не пришли ль уже они?
Знаешь Ты, о Всемогущий!

Но повеет дух спасенья!
Злое все поглотит зло!
День взойдет благословенья
На избранников число!
Грех и смерть земля забудет,
Просветлеет дел плодом
И пастися агнец будет
На одном лугу со львом!

Благо всем тогда живущим
В царстве правды на земли!
Пойте, пойте гимн любви!
Славьте жизнь пред Вечносущим!

Жизнь прекрасна! — но доколе
Жизнь в безсмертье не прешла,
Будем, сколько в нашей воле,
Истреблять в нас царство зла!
Правда — недругу и другу!
Лести — стыд; забвенью — месть!
Честью чтить — одну заслугу,
И поклоном — только честь!

Пусть за правду гонит злоба!
Здесь венца за правду нет!
В день суда — увидит свет
Правду, вставшую из гроба!

Правда, правда жизнь вселенны
И хранительный закон!
Неизменный, совершенный,
Равен всем дарами он!
Дождь шумит за летним жаром,
Освежитель нив младых,
И сияет солнце даром
И на добрых, и на злых!

Правда всем — пред небесами
Клятва наших будь сердец!
Бог любви нам всем Отец!
Правды Бог — Царем над нами!

Светлее солнца луч играет над прудом,
Луг зеленеющий смеется,
Кругами ласточка летает над гнездом,
Воркует горлица и жаворонок вьется!..
Всё… счастье и любовь!
Лишь мне нет счастья и любови!
Я молод, но весна моей не греет крови:
Моя весна не придет вновь!
Не для меня красы природы,
И свежий аромат цветов,
И вдохновение свободы,
И вдохновение стихов!..
Мне боле нравится густая тень лесов.
Кремнистые стези, пещеры дикой своды,
Осенней ночи мрак, стихий нестройный бой, —
Лишь в них я внемлю глас понятный и живой!
Не мне в их мятеже почувствовать смятенье:
Любви, младой любви моей
Я видел с жизнию последнее боренье,
Я видел, как тускнел свет милых мне очей,
И научился видеть тленье!
С тех пор не трепещу следов уничтоженья,
Дивлюсь желаниям людей,
Надежды их не понимаю,
Не радуюсь весне в холодности своей
И не жалея провожаю!..

Странная мысль мне пришла! — Первобытный язык человека
Не был ли мерный язык, обретённый поэтами снова?
Как он естествен и жив! Он не то, что ленивая проза!
Все в нём слова — как лады; речь — как полная звуков октава!
В прозе — оратая труд, а в поэзии — сила атлета!

Страшно становится мне, как подумаю: сколько несчастных,
Тонкого слуха и ясных очей лишены, неспособны
Веянья жизни принять, животворных сил духа изведать!
Грубая речь для потребностей дня лишь — их слух отверзает;
Грубый житейский лишь быт — устремляет их жадные очи!

Низко упал тот народ, где поэтам высоким не внемлют!
Ниже ещё, где они не являются более миру!
Там, где в народе немом замолчало высокое слово,
Там невозможны — высокий полёт, ни великая жертва!
В зареве нашей Москвы — пел во стане певец вдохновенный!

Вот брату и сестре законный аттестат:
Их проза тяжела, их остроты не остры;
А вот и авторам: им Аполлон не брат.
И музы им не сестры.

Хотя из гордости брось перья,
Чтоб не сказали наконец,
Что Мефистофелес-хитрец
У Вяземского в подмастерьи.

Всё земное увлекает
Быстрый времени поток,
Всё плывёт и проплывает —
Лира, скипетр и венок!
И плывут по нём обломки
И богов и алтарей,
И за предками потомки
Проплывут потоком дней.

И плывут, незнанья полны —
И откуда и куда!
За волнами идут волны,
Мимо идут берега!
Взор их тешит измененье,
Зыбь укачивает их,
За явлением явленья,
Радость, горесть — всё на миг!

Лишь мудрец неколебимо
На брегу один сидит,
Видит всё, что мчится мимо,
Помнит, мыслит и молчит!
Знает он один, отколе,
Знает он один, куда!
Чужд он их весёлой воле,
Мудрость тоже им чужда!

Вдруг он слышит лиры звуки!
По волнам плывёт певец!
И простёр к нему он руки,
И взывает, как отец:
«Выдь, мой сын! Оставь их племя!
Пусть их мчатся по волнам!
И пойдём мы, сбросив бремя,
К тихим Вечности брегам!»

Всё камни!.. камни стен и камни мостовых!
В домах защиты нет от духоты и жара!
Деревья чахлые бульвара
Стоят, как вечный фрунт! Под мёртвой пылью их
Не видно зелени, нет свежести — и это,
Столица бедная, ты называешь лето!

О! сдвинул бы на миг один
Громады зданий сих, спирающие взоры,
И, мира вольный гражданин,
Открыл бы родины моей поля и горы,
Гремучие ключи, тенистые леса
И ночь, столь свежую, как спустится роса
И напитает воздух чистый
Своею влагою живительной, душистой.
О лето! то ли ты, как в юности моей!
Грянь снова надо мной тогдашнею грозою,
Прекрасною на воле, средь полей!
Пролей дождь шумный полосою,
И яркой, полною дугою
Ты, радуга, склонись над радостным селом!
Пускай овраг гремит и катится ручьём,
А завтра, солнце лишь пригрело,
Всё снова ожило и всё зазеленело!

Здесь солнце — духота! Прольёт ли дождь порой —
Он смоет с крышек пыль и мутными ручьями
Бежит в канавах мостовой;
Туман висит над головой,
И грязь, и слякоть под ногами.
Всё шумно и мертво! И самый божий гром
Неслышно прогремит, где всё гремит кругом,
Где всё сливается в бесперерывном шуме —
И экипажей стук, и продающих крик!..
Здесь людям некогда живой предаться думе,
И забываем здесь природы мы язык!
Так жалкий юноша, которого чужая,
Наёмничья, хотя искусная, рука
Под небом чуждого воспитывала края,
Не понимает, Русь святая,
Родной земли твоей родного языка!

Калиф однажды видел сон:
Ему казалось, будто он
На дно спустился ада,
Где всякому — своя награда!
Там был в огне Дервиш; а рядом с ним Калиф!
За что такия вам мученья? —
Спросил во-первых он апостола смиренья.
«Я был, — он отвечал, — как царь властолюбив!
А ты? — ко предку он со вздохом обратился:
»Я… бросил мой народ и как дервиш молился!»

Всегда ли правду вы творите,
О судии земных сынов?
Всегда ль виновного вините?
Всегда ли слабому покров?

О нет! Вы сердцем беззаконны,
И злодеянье на весах;
Вы с детства были вероломны
И ложь сплетали на устах!

Как змия яд, ваш яд опасен!
Как аспид, глухи вы! Над ним
Труд заклинателя напрасен:
Закроет слух — и невредим!

Пошли ж, о боже, день невзгоды
И тигров челюсти разбей!
И да иссякнут, яко воды
Под истощенною землей!

Да их губительные стрелы,
Как преломленные, падут,
И, как зародыш недозрелый,
Да в свете тьму они найдут!

Да праведник возвеселится,
Омывши ноги в их крови;
Да мщенью всякий изумится
И скажет: «Бог — судья земли!»

Поэт

Ты ль, Фея? Ты опять со мною!
Но тот ли твой печальный взгляд?
Сурова ты! Почто объят
Твой взор таинственною мглою?
Отколе ты пришла ко мне?
В какой ты побыла стране,
Что возвратилась столь печальной?
Таков ли мир твой идеальный!

Фея

Я видела страну Судьбы!
Я устояла средь борьбы,
Но на челе моем примета
Осталась — чуждого мне света!
И не стереть ее с чела!
И я не та уж, что была!
Я в бездну прошлого взглянула,
Прозрела в будущее я
И в книге Вечности дерзнула
Прочесть страницы бытия!
Я не могу уже с тобою
Петь ни беспечность, ни любовь:
Они не возвратятся вновь!
Вот мой привет — встречай тоскою!

Поэт

Печален он, привет твой мне!
Что ж ты узнала в той стране?

Фея

Я зрела: есть над миром Воля
И управляет всем она!
И каждому своя есть доля,
И доля всем земным одна!
Вы ропщете несправедливо
На неравенство благ и бед:
Ни бед, ни благ на свете нет!
Равны несчастный и счастливый!
Одна в вселенной сумма сил,
В их равновесьи — совершенство!
Колеблют их лишь для равенства:
Ты пал, но их восстановил!

Другая Фея

Постой, Дух адский, Дух смущенья!
Друг прежний мой! Ты мне внемли!
Я принесла из той земли
Тебе другие откровенья!
«В вселенной сумма сил одна,
В их равновесьи — совершенство!»
Узнай же, что тебе дана
Способность их хранить равенство!
Себя возвысив самого,
Ты их приводишь в возвышенье;
Ты падаешь — твое паденье
Не восстановит ничего.
Напротив! Общее равенство,
Закон могущий бытия,
Часть общих сил влиет в тебя,
Чтоб не разрушить совершенство!

Первая

Проникла я мглу вечной ночи,
Судьбу я встретила за ней:
Там яркий свет блеснул мне в очи, —
Тебе он был бы тьмы темней!
Я мнила ваши там печали
И ваши радости найти,
И утешенье принести
Тебе из таинственной дали!
Их нет! Нашла я в тех странах:
Там весят вечные законы,
А ваши цепи и короны
Кладут в придачу на весах!

Вторая

«Нет благ и бед? Между собой
Равны несчастный и счастливый?
Между восторгом и тоской
Различья нет?» — Несправедливо!
Их нет в стране, где искони
Всё в чистом Свете совокупно,
Вам то блаженство недоступно:
Вам здесь существенность — они!
Они, как общей жизни силы,
Здесь движут Вечности закон,
Но это таинство могилы:
На что вам знать, как движим он?

Первая

Там ваши истины ничтожны!
Добро — почти всегда мечта!
И даже ваша красота —
Один какой-то отблеск ложный!
Кто мог бы вкупе их обнять,
Без времени, без протяженья,
Тот мог один бы, чужд сомненья,
Их вдруг постичь, а не познать!
Но, божества сосуд скудельный,
Не снес бы знанья он и пал,
А смертным мысли беспредельной
Словами б всё не передал!

Вторая

Не признавай то за ничтожность,
Чего ты чувствовал возможность
С тех пор, как чувствовал себя!
Ты вспомни прелесть бытия!
Как сладко сердце трепетало,
Когда добра оно желало!
Как был ты счастлив красотой_!
Что ты любил в ней? — Совершенство!
Не ты ли чувствовал блаженство.
Приемля истину с тоской!
Что облегчает жизнь вам? — Радость!
Что очищает жизнь? — Печаль!
Предай им без условий младость
И не читай Судьбы скрижаль!

Первая

Блажен, кто вовсе чужд сомненья!
Но кто пытался познавать,
Тому отраду трудно дать:
Не принесла я утешенья!
Но в той таинственной стране,
Я помню, говорили мне,
Что можно в истине суровой
Отраду вам найти себе, —
И непонятное мне слово
Я принесла одно тебе!
Не хочешь? Пусть себя тревожишь.
Но ты не лучший путь избрал:
Что ты проник и что познал.
Ты позабыть уже не можешь!

Вторая

Исчезни, адский Дух смущенья!
Почто рождаешь хлад сомненья
В груди, где пламень обитал?
Он той ли истины желал?
И тот ли ты закон открыла,
Который мог бы он обнять,
В котором — временного сила,
На коем — вечного печать!
Не мог обнять он бренным взором,
Что ты взялась ему открыть!
Чего ты хочешь? Чтоб винить
Он Небо стал своим укором?
Исчезни ты! А ты внемли!
Есть истина и для земли!
Она не та, но те ж законы
Вам отражаются и в ней.
По коим над главой твоей
Миров вратятся миллионы!
Они не пали, и тебя
Закон поддержит бытия!
Что сам ты в сем кольце вселенной,
Какое ты в цепи звено,
Закрыто будь тебе оно —
Но ни одно в ней не забвенно!
Твой круг Природой очерчен, —
Ты действуй в нем: обширен он!

—

И я внимал. И вдруг мгла ночи
На миг мои покрыла очи.
И в вихре Феи с двух сторон
Слетелись, сшиблись, слышен стон!
Вдруг тихо — ясен свод небесный,
Обеих нет — и неизвестно,
Кто победил, кто побежден!
Во мне осталось лишь волненье,
Или как то недоуменье,
В котором помнишь чудный сон!
Я мог привесть в успокоенье
И душу, бывшую в сомненье,
И сердце, полное тревог,
Но что узнал, забыть не мог!

Сад снегом занесло: метелица и вьюга!
И это всякий день! Нет мыслящего друга.
Кому мне передать со скукою борьбу?
Ветр воет и свистит в каминную трубу!
Читаю и пишу всё утро до обеда,
Но с книгами, с пером — безмолвная беседа!
Мне нужен разговор — его-то здесь и нет!
В двенадцати верстах от нас живет сосед,
Забытый человек которого-то века.
Поехал посмотреть живого человека —
К нему проезду нет! Снег по грудь лошадям,
В ухабах — пропадешь: как по морским волнам
Кидает каждый миг ныряющие сани!
«Пошел назад!» А там, подалее к Сызрани,
Где верст пятнадцать степь в длину и ширину,
Обоз и спутники в ночь вьюжную одну
Дорогу, как в степях Сахары, потеряли,
Увязли и в снегу рассвета ожидали!
Той ночью волк поел у мельницы гусей,
А нынче на мосту перепугал людей!
Вот наши новости! О людях уж ни слова!
Подкатится к крыльцу вдруг тройка станового…
«О! чтоб его совсем!» — «Поставьте самовар.
Да рому!» — Вот чем здесь поддерживают жар
И тела и души! О родина святая!
Чье сердце не дрожит, тебя благословляя!

Что за народ! — Без еды и без чванства им нет и гулянья!
В рощу поедут — везут пироги, самовар и варенье!
Ходят — жуют; поприсядут — покушают снова!
Точно природа из всех им даров отпустила лишь брюхо,
Не для них сотворив и поля, и пернатые хоры!

Мало им этих высоких шатров, и лазури, и листьев!
Мало лесов, и полей, тишины и цветов ароматных!
Нужно ещё, чтоб гремел тут затянутых хор музыкантов,
Чтоб разнощиков крик потешал их позыв на еду ненасытный;
Чтобы дым самоваров, сигар заражал и природу!

Мало их крику в рядах, где корысть, день-деньской надседаясь,
Хвалит гнилой их товар, зазывая в их тёмные лавки;

Мало им сырости, тьмы, и морозу, и чаю вприкуску;
Мало трактирной возни, духоты и визгливых органов:
Нет! и природу б ещё на купеческий лад переделать!

О! ты прекрасна, природа, тому, кто умеет с тобою
Тихо беседовать, слушая голос твой, нежная матерь!
Ты приготовила нам и душистую зелень, и хоры
Птичек, свободных певцов, музыкантов, без платы поющих!
Буду их слушать! уйду! — Прохлаждайтесь себе на здоровье!

Солнце скрылось; идут тучи;
Прах взвился под небеса;
Зароптал ручей гремучий;
Лес завыл: идет гроза!
Так дано тебе, сын праха,
Зреть, что будет, в том, что есть,
В чувстве радости и страха
Буквы тайныя прочесть!

Отчего ж, когда темнеет
Мира внутренняго луч,
Тягость сердцем овладеет
И душа мрачнее туч —

Отчего тогда, сын персти,
Ты не скажешь: будет гром!
Не затворишь чувств отверстий
И не внидешь сердца в дом?.

Мир есть символ! Тот, чье око
Не болит и не темно,
В настоящем зрит глубоко,
Что в грядущем суждено!

Вам ли описывать нашу Москву? — Вы в Москве чужеземцы!

Где ее видели вы? — На бале, в театре и в парке!
Знаете ль вы, что Москва? — То не город, как прочие грады;

Разве что семь городов, да с десятками сел и посадов!
В них-то, что город, то норов; а в тех деревнях свой обычай!

Крепости мрачны везде; их высокие степы и башни
Грозны, как силы оплот, и печальны, как воли темница;
Кремль же седой наш старик — величав, а смотрите, как весел!

Где его рвы и валы? — Да завалены рвы под садами;
Срыты валы — и на них, как зеленая лента, бульвары!

Вместо кипучей жизни столиц, паровой и машинной,
В нашей Москве благодатной — дышит несколько жизней:
Пульс наш у каждого свой; не у всех одипако он бьется!

Всякий по-своему хочет пожить: не указ нам соседи!
Любим мы русский простор; и любим домашнюю волю!

Там, на Кузнецком мосту, блеск и шум, и гремят экипажи;

А за тихой Москвою-рекой заперты все ворота!
Там, на боярской Тверской, не пробил час привычный обеда;

А на Пресне, откушав давно, отдохнули порядком,
И кипит самовар, и сбираются на вечер гости!

Много у нас есть чудес и редкостей царских палата;
Веселы балы зимой и роскошны богатых обеды;
Живы у нас, по летам, и по рощам, и в парке гулянья;
Но не узнаешь семьи, не сроднясь, не вошедши в ту семью:

Так не узнаешь Москвы, не привыкнувши к жизни московской!

Что же вините вы нас, что лицом мы на вас не похожи?
Есть на московских на всех, говорят, отпечаток особый!

То ли нам ставить в укор, что у нас есть свой нрав и обычай?

Вы на монете глядите сперва: сохраняет ли штемпель;
Мы — настоящий ли вес, да посмотрим, какая и проба!

Сын бедный природы
Так песню певал:
«В давнишние годы
Я счастие знал!

В давнишние годы
Был мир веселей,
И солнце и воды
Блистали светлей!

В то время и младость
Резвее была,
И долее радость
Нам кудри вила,

И лес был тенистей
Стыдливой чете,
И розы душистей,
И люди не те!

Тогда к хороводу
Сбирались скорей
И пели свободу
Средь диких полей.

В то время с весною
Любовь нас ждала…
В то время… со мною
Подруга жила!»

Услышите сия, вси языцы, внушите вси живущий по вселенней.
Псалом 48

Внемлите мне, земли народы,
Все человечества сыны!
О дети счастья и невзгоды,
Богатый, нищий, вы равны!
Внемлите слову разуменья:
Не тщетной мудрости учу;
Высокой правды песнопенья
Я вам на гуслях возвещу!

Не полагайтеся на силы,
На злато, плод труда и лет:
Брат не избавит от могилы
И выкупа за душу нет!
Умрет мудрец, умрут невежды,
Забыв, что мзда приобрела,
Покинув замыслы, надежды,
И взяв с собой — одне дела!

Безумцы! мыслят, строя зданья,
Что их жилища в род и род;
Дают землям свои названья,
Да имя — их переживет!
Наследники отцам подобны;
Друзья хвалой возносят их!
Но долго ль успевает злобный
И гордый в замыслах своих?.

Подобно как овец в затворы,
Их в преисподней заключат,
Где света их не узрят взоры,
Где стражем смерть стоит у врат!
Возстанет день над грешным прахом;
Пройдут, не ведая чей он!
И будет лик их скорбью, страхом
В подземном доме искажен!

Не бойся ж, если богатеет
И входит в славу равный твой,
И не дивись, когда имеет
Себе льстецов он шумный рой:
Его так точно ублажают
И также песнями честят,
Как жертву, кою украшают,
А нож жреца уже подъят!

Умрет — и ничего с собою
В жилище тьмы он не возьмет:
С ним не пойдут льстецы толпою
И слава вслед им не пойдет!
Там нет в земном величьи нужды,
Где о земле отзыва нет!
Тебе лишь, муж гордыни чуждый,
Там возсияет славы свет!

Не играйте, люди, словом!
В нем дар силы заключен;
В нем таинственным покровом
Дух незримый облечен!
В нем глагол творящий: «буди!»
Исходил, являясь вне!
Охраняйте слово, люди,
В тайной сердца глубине!

Но прельщая даром слова,
Изливаете вы яд,
Вы от корени святова
Разсаждаете разврат;
И глагол ваш зараженный
Заражает чистый слух,
И обходит он вселенны
Племена, как темный дух!

И наследуют потомки
От отцов и праотцов
Лжи и истины обломки,
Хаос мыслей в вихре слов,
Сладострастья пламень темный,
Бурной воли океан —
И клубяся, в мир подземный
Унесет их ураган!

Вы ответ за то дадите!
Люди! слово не ничто!
Силой слова вы творите,
И не ведая про то!
Духа вашего рожденья
В вашем слове примут плоть
И в день страшный осужденья
Взыщет слово с вас Господь!

Если бы ясное небо, если бы светлое солнце,
Теплой страны благодать, ароматом упитанный воздух;
Если б лесов тишина, берега безпредельнаго моря,
Если б и добрые люди добрее воистину были:
О! как легка бы была для поэта над жизнью победа!

Много заботы, мало покоя, мало любви и согласья!
Время надо украсть, а даром оно не дается!
Отнят день ранний трудом; а вечер весь взят суетою!
Только приличье — святыня; одно себялюбие — идол!
Только оно собирает людей: да оно ж и разводит!

Двое сойдутся — и спор; а где трое — три разные толка!
Истины ищут они; а не терпят друг друга за правду!
Если кто скажет словцо о другом — и не пробуй вступиться!
Тот лишь нам друг, кто по нас говорит, да и то не надолго;
Если же чуть поперек — он уж враг, и прочь все отхлынут!

Это ль любовь христианская, это ль у них православье?
Это ль к искусству любовь, и это ли истина, други?
Это ли мудрость, которой так много поборников ныне?
Мудрость, сходящая свыше, кротка — научает апостол:
Правды плод сеется в мире; а это — бесовская мудрость!

Могут ли, братья мои, смоковницы гибкия ветви
Маслины вам приносить; а лоза виноградная — смоквы?
Может ли горький источник излить вам сладкую воду?
Кто в вас добр и умен, докажи то не спором, а делом!
Гордым противится Бог; лишь смиренным дает благодать Он!

Нет благодати нам, нет в нас любви; оттого и искусство,
Прежде цветущее, чуждо восторга и истины чуждо!
Только в прекрасной душе все прекрасное зреет свободно!
Если б и зрело оно, кто улыбкой согреет, как солнцем?.
Кто росою слезы освежит зарожденную думу?

Если уж шум, то хотел бы внимать неумолкному морю!
Если уж быть одному, без друзей, то уж лучше в пустыне,
В темном лесу, где не суетность гордая наша лепечет,
А где шепчут листы, чуть затронет их ветер. — Тогда-то
Каждый бы звук был картиной, звуком бы каждое чувство!

Господи, искусил мя еси и познал мя еси:
Ты познал еси седание мое и востание мое.
Псалом 138

Твое предведенье чудесно,
Непостижимый Боже мой!
Паду ли я — Тебе известно!
Возстану ль — Ты передо мной!
Едва родиться мысль готова,
Ее вдали Ты усмотрел;
Еще на языке нет слова,
Ты изреченное узрел!
Ничто Тебя не пройдет мимо,
Высокий и Непостижимой!

Укрыться ль от Тебя желаю,
Куда бежать моим стопам?.
Взойду ль на небо? — там сретаю;
Во преисподнюю ль? — Ты там!
Взнесусь ли на крылах денницы?
На край ли преселюсь морей?
И там не скроюсь от десницы
Любви карающей Твоей!
Скажу ль: укроюсь ночи мглою,
И ночь как день перед Тобою!..

Ты внутренность мою составил
Во чреве матери моей;
Чтоб бренный Вечнаго прославил,
Я дивен мудростью Твоей!
Зародыш мой Ты зрел очами
И в книге жизни написал:
Ты начертал все дни за днями,
Когда я их не начинал!
Полны чудес Твои творенья
И необъятны помышленья!

Дерзну ль исчислить их? — несчетны!
Удобней изочтешь песок!
Начало, связь их — не приметны;
Конец их — темен и глубок!
И мне ль, Творец, не возгнушаться
Возненавидевших Тебя?.
Ударь грозой, да обратятся
И узрят, Кто их Судия!
Но предводи меня всечасно:
Я на стезе стою опасной.

«Нынче время переходное!» —
Просветители твердят.
Мне уж это слово модное
Надоело, виноват!
В слове мало утешения,
Слово — звук; вопрос не в том!
Пусть их просто, без зазрения,
Скажут вслух: «Куда идём?»

Переходят между розами,
Переходят и пустырь,
Переходят, под угрозами,
И на каторгу в Сибирь!
Долго ль, други, пустозвонные
Будут тешить вас слова?
Скоро ль в вас, неугомонные,
Будет мыслить голова?

Отсталыми, запоздалыми
Величаете вы нас;
Лучше было бы с бывалыми
Посоветоваться раз!
Вот как будем с переходами
Мы без хлеба — что тогда?.
Перед умными народами
Будет стыдно, господа!

Князь Вяземский жало
На «Вестник» острил,
Но критикой вялой
Ему ж услужил.
Нестоек он в слове!
Я знал наперед:
Бодливой корове
Бог рог не дает!

Что хвалишися во злобе, сильне?
Псалом 51

Что хвалишься злодейством, сильный?
Мой Бог — Бог милостью обильный!
Напрасно зло ты возлюбил,
Язык, как бритву, изострил,
Сплетаешь ложь, хулу, коварство:
Не внидешь в Божие ты Царство!
Увидят правые твой суд
И в посмеяние рекут:
«Надменный! ты ли пал в могилу?
Вот человек, который силу
Не в Боге, в злате полагал
И суетой превозмогал!»
Но я, кому лишь Бог отрада,
Цвету, как маслина средь сада,
И славлюсь Вышним лишь одним,
А Вышний благ к сынам Своим!

Когда талант с фортуной в споре, —
Тот скуп, та хочет наградить, —
Одна лишь слава в сём раздоре
Права их может согласить!
Она совсем без вероломства
Вот как решает дело тут:
Доходит имя до потомства,
А сочиненья — не дойдут.

Я исповедался Тебе, Владыко
Душ и телес, Царь неба и земли,
Тебе, о Боже и духов и плоти!
Ты мне послал источник слез обильный,
И Твой служитель разрешил меня,
И стало так легко мне и свободно!
И я подумал: вот, как царь земной
Положит гнев за некую вину,
Кто разрешит? — кто покаянье примет?
К кому прибегнуть и кого просить?
Кто согласится быть перед царем
Ходатаем, свидетелем? — Кто станет
Посредником меж милости и правды!
А у Него, Царя небес, не так!
Доступен в каждом храме Он; а храм
Его — есть в каждом граде и селенье;
И в каждом храме — милости алтарь;
И в каждом храме есть Его служитель,
Его министр, и он уполномочен,
Кто ни покается — прощать и разрешать
И отпускать раскаянью вины,
И допускать еще к трапезе царской!
Меня спросил священник: не имею ль
Вражды противу тех моих врагов,
Которые мне причинили зло?
О нет! — я отвечал; — Бог видит: нет!
В то самое мгновение, как я
Узнал, что был неправедно отвергнут
За то, что правду громко защищал,
Что нанесен мне злом удар последний,
Я пал, как Иов, на лице мое,
И трижды Богу в землю поклонился,
Сказав: благодарю за все, о Боже!
И помолился за моих врагов!
Так отвечав священнику, я тут же
У жертвенника помолился снова,
Чтоб их Господь не наказал за грех,
Помиловал, и зла им не припомнил!
И горько плакал я: и стало мне
От слез моих легко так и свободно!
Легко ли им, свободно ль им, не знаю;
Но в этом я конечно невиновен!

Вы, профаны, нам дивитесь,
Говорите: «Как остро!»
Но одумайтесь, всмотритесь,
Вы увидите: перо,
Не спросясь совсем рассудка,
Разместило так слова,
Что вот этак — вышла шутка,
А вот так — и мысль едва!
Что подняло смех ваш шумный,
Ключ к тому искусством дан, —
Часто вместо мысли умной
Тут оптический обман!

Мой предок — муж небезызвестный,
Единоборец Мономах —
Завет сынам оставил честный:
Жить правдой, помня божий страх.

Его потомок в службу немцев
Хоть и бежал от злой Литвы,
Не ужился у иноземцев
И отдался в покров Москвы.

С тех пор мы немцев невзлюбили,
С тех пор взлюбили мы Москву,
Святую Русь и правду чтили,
Стояли царства за главу!

Мой пращур в бунт второй стрелецкий,
Когда Пётр маленький ушёл,
Свой полк с отвагой молодецкой
Под стены Троицы привёл.

Зато землёй и деревнями
Нас Пётр великий подарил,
Но между новыми князьями
Титул наш старый позабыл!

Но дух отважный Мономаха
С княжою шапкой не пропал:
За правду мы стоим без страха,
И каждый предка оправдал.

Мой дед — сызранский городничий,
Прямой Катон в глуши своей —
Был чужд и славы, и отличий,
Но правдой был — гроза судей!

Отец мой — он в руках со шпагой,
Собрав отважнейших в рядах,
Зажжённый мост прошёл с отвагой
Противу шведов на штыках!

Мой дядя — верный страж закона,
Прямой министр, прямой поэт —
Высок и прям стоял у трона,
Шёл смело в царский кабинет!

А я, безвестный стихотворец,
Не князь, а просто дворянин,
В Сенате был единоборец —
За правду шёл на всех один!

Как пернатые рассвета
Ждут, чтоб песни начинать,
Так и ты в руках поэта,
Лира — песен благодать!
Ты безмолвствуешь, доколе
Мрак и холод на земле,
Любишь песни ты на воле,
В свете солнца, не во мгле!

«Что вы песен не поете?» —
Вопрошает Вавилон.
«Как нам петь? Вы нас гнетете,
Ваша воля — нам закон!
Где у нас скрижаль Сиона,
Богом писанный глагол?
Песен нет, где нет закона,
Где единый произвол!»

Нет! твой подвиг непохвален!
Он России не привет!
Карамзин тобой ужален,
Ломоносов — не поэт!

Кто ни честен, кто ни славен,
Ни радел стране родной,
И Жуковский, и Державин
Дерзкой тронуты рукой!

Ты всю Русь лишил деяний,
Как младенца, до Петра,
Обнажив бытописаний
Славы, силы и добра!

Всё язвить — что знаменито;
Что высоко — низводить;
Чувством нравственным открыто
Насмехаться и шутить;

Лить на прошлое отраву
И трубить для всех ушей
Лишь сегодняшнюю славу,
Лишь сегодняшних людей;

Подточивши цвет России,
Червем к корню подползать —
Дух ли это анархии
Иль невежества печать?.

Где ответ на дерзость эту?.
И кому судить навет?.
Нет! не мирному поэту!
Суд граждан тебе ответ!

Голос предков замогильный,
Громкий сердцу голос их,
Обвинитель будет сильный
Пред судилищем живых!

О!.. когда народной славе
И избранников его
Насмеяться каждый в праве —
Окрылит ли честь кого?.

Горький плод — сограждан мненье
Расшатать или потрясть!
Дел и славы уваженье —
Это сила, это власть!

Это первая опора
Дел высоких, силы душ:
Предок ждёт потомков взора;
Славой предков — силен муж!

Жаль семьи, где нет примера!
Честен род, где предки есть!
Где народная есть вера,
Там народная и честь!

Вот наследие потомков!
Гробы сроют времена:
Не останется обломков;
Остаются имена!

Жалко племя молодое,
Где добра и славы тать
Всё святое, всё родное
Научает попирать!..

Нет! У нас в Москве смиренной
На гробах священный страх!
Имя дедов нам священно,
И не пыль их славный прах!

Нет! У нас в Москве, на Царской,
На народной площади,
Живы Минин и Пожарской,
В вечной вылиты меди!

Нет! Народ наш не ребёнок
Был ещё и до Петра:
Русской меч давно уж звонок,
Наша честь — давно стара!

И не с ныне начинаем
Мы вести поэтов род!
Плод и в корне почитаем,
Но не чтим растленный плод!

Нет! России честь и слава
И до Пушкина была,
И цветёт сея Держава
Не с вчерашнего числа!

1

Жаль мне вас, младые девы,
Что родились вы в наш век,
Как молчат любви напевы
И туманен человек!

Ваши матери весною
Дней безоблачных своих
Для любви цвели красою
И для песен золотых!

Вы цветете — без привета:
Скука — пляски вашей след,
На любовь вам нет ответа,
На красу вам песен нет!

Как богиням, в ваши годы
Им курили фимиам;
Кто поэт, кто жрец природы
Вас введет с собою в храм?

Ваши прелести земные
Для земных блистают глаз —
Наши души ледяные
Не пылают уж для вас!

2

Жаль мне, юноши, что младость
Ваших дней не весела,
Что раздумье гонит радость
Рано с вашего чела!

Не слыхать нам песни вашей,
Смех не шумен, шутка спит,
И за дружескою чашей
Откровенность не сидит!

Горды вы своею скукой!..
Целя мудрыми прослыть,
Жизни заняты наукой,
Забываете вы жить!

Не касался с наслажденьем
Ваших уст еще порок,
А мутите уж сомненьем
Чистой жизни вы поток!

Жаль мне слышать ваши споры
О науке новых лет:
Где за истину раздоры —
Знак, что истины там нет!

3

Жаль мне, старцы, утружденных
Жизни тягостным путем
Видеть вас полузабвенных
В поколенье молодом!

Вы, как племени былого
Обелиск из дальных стран,
Для живых людей — без слова
Вещей мудрости орган!

Ваши подвиги забыты!
В укоризну нам они!
Новизной лишь знамениты
Ум с заслугой в наши дни!

Молча ваших дней преданья
Вам приходится беречь,
И, свалившись без вниманья,
Дать простор — и в землю лечь!

Грустно, дети, и печально
Видеть быстрый ваш расцвет!
Мир пустеет идеальный,
Тесен, темен жизни след!

Век быстрее прежних мчится!
Он хлопочет, он спешит,
Недосуг добру учиться:
Веры нет, а ум кичит!

Дни работы — и погашен
В храме сердца фимиам!
Добывая злата, брашен,
Человек не входит в храм!

То, земной поденщик нужды,
Движет тяжесть он громад
И, богатства духа чуждый,
Хочет чревом быть богат;

То, гордясь созданья силой,
Мнит творца усвоить честь:
С места сдвинул он, что было, —
Не на месте то, что есть!

Расшатались мудрых мненья?
Бог и польза — на весах:
Нет для духа убежденья
И неверен каждый шаг!

Человечество не здраво!
В ваши зрелые года
Как узнать, что будет право
И что истина тогда!

5

Жаль тебя мне, век усталый,
Ранний старец без седин,
Мыслью буйный, в чувствах вялый,
Об отцах забывший сын!

Ни восторга наслажденья,
Ни молитвенной слезы!
Только алчность насыщенья!
Только ропот в день грозы!

Что ж за дух тебя волнует?
Что за скорбь и теснота?
Что за ветр в умах бушует?
Что в душе за темнота?

Чем ты, гордый, недоволен,
О делах своих крича?.
Ты души недугом болен
И не ищешь душ врача!

Бог в творенья не прославлен,
Тварь сама себе закон,
Человек себе оставлен —
Оттого и смутен он!

6

Мысль одна меня тревожит!
От нее-то стынет кровь.
В беззакониях, быть может,
Не иссякла ль в нас любовь?

Нет любви — не веет радость
Освежающим крылом,
И тогда — уныла младость,
Старость — косна языком!

Нет любви — животворящий
Исчезает в людях дух,
И сомненья дух блудящий
Ходит в людях, нем и глух!

И среди сердец пустыни,
Где любви распалась связь,
Дух стяжанья, дух гордыни
Заработает, кичась!

Разрабатывает пышно
Счастье мир, как фабрикант,
Но уж песен дев не слышно,
Мудрый — кроет свой талант!

Оттого-то жаль мне, девы,
Что родились вы в наш век,
Что молчат любви напевы
И туманен человек!

В нем страстная к учению охота;
От схоластических избавившись ходуль,
Он в Шеллинге открыл, что бог есть нуль,
А Грибоедов что-то.

Боже сильный!.. Боже правый!
Как явлюсь я, раб лукавый,
В день Твоей грядущей славы;

В день, когда разгнут писанья,
Обнажат души деянья
И не примут покаянья!

Где там будет испытатель,
Вопроситель, состязатель,
Гордый мудрости искатель?

Где богач, служивший злату,
Отказавший в нужде брату,
Удержавший бедных плату?

Где судья, на мзде судивший,
Суд без милости творивший,
Стыд и совесть усыпивший?

Где, на ложе сладострастья,
На пирах искавший счастья,
Чуждый к скорбному участья?

Где каравший без прощенья
Слово, мысль — как преступленья,
Сшедший в гроб без примиренья;

Где он, богом чтивший силу,
Не смирявший гнева пылу,
Мстивший властью за могилу?

Боже сильный! Боже правый!
В день Твоей грядущей славы
Где явлюсь и я лукавый!

Дай мне слезы покаянья,
Дай мне слово оправданья
Прежде страшнаго призванья!

Дождя ни капли нет! — Крестьянам, братье нищей
Сухая грудь земли отказывает в пище!
Который год уже у нас неурожай,
Хоть нашей стороны степной, далекий край
За хлебный изстари преданием прославлен;
И тот же самый миф недавно был поставлен
В отчетах! — Говорят: «Не грянет Божий гром,
Мужик не осенит лице свое крестом!»
Гром Божий всякой день; а тучи идут мимо!
В тяжелом воздухе — все душно, недвижимо,
Как будто позабыл Небесный нас Отец!
Вот, православные решились наконец!
Молебен о дожде! — Несут кресты, иконы,
Хоругви подняты — церковныя знамены;
В парчевых ризах поп и дьякон рядом с ним
В нарядном стихаре; и фимиама дым
Его рукой к Творцу возносится, кадильный!
За ними, полосой пестреющей и длинной,
Народ! — Прекрасная картина для очей!
И в умилении сонм Божиих людей
Колена преклонил, в безмолвии внимая
Мольбе — и грудь крестом широким ограждая,
И вторя вздохами возгласам эктиньи:
«Пошли, о Спасе, дождь в грудь жаждущей земли».
И тучи собрались, и небо потемнело,
И ливнем к вечеру все поле зашумело!
О если бы на дух подействовать возмог
Небесной милости столь видимый залог,
И навык победить наследственный народа!
Но нет! упорна в нем животная природа!
Вот праздник на дворе! — Забыт минувший страх!
Забыта благодать, низшедшая на днях,
Дар милосердия, плод кратких сокрушений!
Гульба, крик, песни, брань — и море по колени!
Как мухи осенью, весь православный люд
Тащится по грязи; и к ночи чуть ползут;
И спать, где кто упал, хмель к утру высыпая,
И целой улице сон храпом возвещая!

«Ты жалко, бедное растенье! —
Сказал Фиалке Плющ, надменный высотой.-
Удел твой — жить в тени; что ждёт тебя? — Забвенье!
Ты с самой низкою равняешься травой.
Какая разница со мной!
Смотри, как я вкруг дуба вьюся;
Смотри, как вместе с ним я к облакам взношуся!»
— «Пожалуй, не жалей! — Фиалочка в ответ.-
Высок ты, спору нет;
Но я сама собой держуся».

Из ничего кой-как пробился
И в жизни значил кое-что!
И, быв кой-чем, он возвратился
По смерти в прежнее ничто!

Ангел неба, вестник мира
Над землею пролетал;
Житель горняго эфира
Сквозь воздушный купол мира
Долу трепетно взирал.

Тучи плыли над землею,
От морей вставал туман,
Океан ревел грозою,
Пламя гор рвалося к бою,
Степью мчался ураган!

И Небесный, с дней созданья
Не видав лица земли,
Только внявший от преданья
Слух паденья, слух изгнанья,
Изумясь, стоял вдали.

«Что за мир? — Миры другие
Не состарели ж века!
Этих туч пары густые,
Эти взрывы огневые,
Не они ли плод греха?.

Что сковало эти льдины,
Изсушило скал чело?
Эти голыя вершины,
Этих пропастей морщины,
Не проклятье ли нажгло?.

Помню утро я созданья!
Как светла была земля!
Луч рубина — дня сиянье,
Блеск сапфира — волн дыханье,
Изумруд — ея поля!
Горы к небу восходили,
Как торжественный алтарь,
Волны гимны возносили,
И возник, сын бренной пыли,
Человек — творенья царь!

Помню дни земли младые,
Помню первую чету,
Как дивясь склонились выей
Мы безплотные, впервые
Видя тела красоту.

Но Эдема след забытый
Средь потопных вод исчез!
Где же, верою омытый,
Новый род, от волн укрытый,
Для разсадника небес?

Здесь ли те шатры и кущи
Были поздних праотцов,
И Мамврийский дуб цветущий,
Где, как путник, Сам Могущий
Посещал земли сынов?

И на что, и чьей десницей
Камень к камню взгроможден!
Мы летаем горней птицей;
Им и так их мир темницей,
Что ж стенами замкнут он!»

Безответно над землею
Тучи шли, вставал туман,
Океан ревел грозою,
Пламя гор рвалося к бою,
Степью мчался ураган!

И Небесный взор смиренья
Тихо к груди преклонил
И слезою сожаленья,
Видя бедствия творенья,
Лик впервые оросил.

«Прежний брат наш красотою —
Вот он где от нас сокрыт!
Искажен своей виною
И тяжелой пеленою
Этим воздухом повит!
Прежде светлый, тусклый ныне,
От общенья отчужден,
Чуден он небес в пустыне!
День и жизнь на половине,
На другой — и ночь и сон!

Солнце в силе благотворной
Льет, как прежде, благодать;
У земли лишь непокорной,
Недро скупо и упорно,
Клятвы древняя печать!

Стройны звездных струн движенья,
Неба музыка звучна!
Или с древняго паденья
И гармония творенья
Оглушенной не слыша!

Седмицветной лентой света
Опоясан мир лучей!
Или радуга завета —
Знамя мирнаго обета
Только Бога, не людей!

Нет им мира! — Вон их рати!
Гром и пламя! Стон и кровь!
Человек казнит собратий!
О мир бедствий и проклятий!
Улечу! не здесь любовь!»

Брызнул с крылий светом рая
Он в прощальный дар земли,
И в лазури утопая,
Долго, долго, улетая,
Как звезда блистал вдали!

Мир далекому от нас
Брату на чужбине,
До кого наш дружий глас
Не доходит ныне;
Кто ни радостей, ни слез
Наших не разделит,
Под шатром чужих небес
Одр холодный стелет!

Мир несчастному, кого
Мир за правду гонит!
Осени он и того,
Кто в сомненьи тонет;
Взор его да просветит
Кроткое сиянье,
Дух его да освежит
Истины дыханье!

Мужу строгой чести — мир,
Кто к добру стремится,
И презрев счастливцев пир,
Сильных не боится;
Падшим руку подает,
Злобы сон тревожит,
Состраданья слезы льет,
Где помочь не может!

Мир тому, кто не слыхал
От людей привета,
Кто цветов любви не рвал,
Шел чужой для света;
Для кого мир целый пуст,
Жизнь — одно изгнанье;
Мир ему, и жарких уст
Первое лобзанье!

Благодать и мир семье,
Где, в пути согласны,
На одной плывут ладье
В бурю, в день ненастный;
Где нет места шутке злой,
Пересудам вредным,
Где остаток скудный свой
Уделяют бедным!

Мир — чья жизнь, как ночь, темна
У нужды в неволе,
Кто бросает семена
На чужое поле!
Мир плывущим по морям,
Мир и чадам брани!
Месть задумавшим врагам
Мир, с пожатьем длани!

Но тебе изречь ли мир,
Темный дух гордыни,
Правоты своей кумир,
Бог своей пустыни,
Милосердием закон
Брату не смягчавший!
И души болящей стон
Глухо отвергавший!

О! Когда б и над тобой
Дух любви повеял
Благодатной теплотой
И туман разсеял!
О! когда бы мир смягчил
Хлад жестокосердья,
И познал ты в Боге сил
Бога милосердья!

Мир убитому судьбой
Сыну заблужденья!
Встреть и он в семье людской
Праздник примиренья!
Да престанет укорять
Память, как свидетель,
И да вкусит она опять
С миром — добродетель!

Будь покоем осенен
Мужу — путь деяний!
Колыбели — мирный сон;
Сон — одру страданий!
Мир отшедшему к отцам
Из страны терпенья;
Мир в земле его костям,
Духу — воскресенье!

Мир и граду, и стране,
Церкви, людям, миру,
Высоте и глубине,
Морю и эфиру!
Мир и властным, и рабам!
Пойте, человеки:
Мир земле и небесам
Ныне и вовеки!

Я не пророк; я не пророчу
Паденья царств и городов!
Не бойтесь: я не изурочу
Ни дочерей их, ни сынов.
Покуда Божий перст не тронет,
Покуда терпит Бог грехам,
Никто, конечно, не потонет:
Он запретит Своим волнам!
Но кто над бездной, над трясиной,
Тому одуматься — закон!
Вода ль, огонь ли — все едино,
Винета, или Лисабон!
Подводный Иомсбург и Помпея!
Моих свидетелями слов!
Поэт, угадывать не смея,
Предостеречь всегда готов!
Да! есть давно какой-то голос,
Пока невнятный и глухой;
Но и теперь уж дыбом волос
Встает подчас над головой,
Когда увидишь, как слабеет
И вера наша и любовь,
Как дух сомненья хладом веет
На искупляющую Кровь!
Откуда он? — Откуда эта
Идет ватага на Христа?
Откуда обаяньем света
И заграждают нам уста,
И омрачают наши очи,
И заслоняют верный слух!
О! не с востока, а с полночи
И голос тот, и этот дух!
Москва надолго б сохранила
Свой тихий быт, свой верный суд:
Но трудно ей; там власть и сила;
А здесь терпение и труд!
Дай Бог и им и нам здоровья!
Зла не хочу я никому!
Но есть старинное присловье;
Я верю несколько ему:
Повадился кувшин красивой,
Что день, то по воду ходить;
Ведь я могу сказать учтиво,
Что можно голову сломить!

Напрасно я мечтал о почестях и славе
И хладный труд ума предпочитал забаве;
Напрасно в тишине, предавшись легким снам,
Неверно пробегал рукою по струнам,
Или, бежав от вас, мои поля родные,
Пылал желанием узнать страны чужие, —
Всё тщетно! Ты, любовь, звала меня к себе!
И с тайной радостью покорствуя судьбе,
Отринув навсегда тщеславия порывы,
На розы я сменял и лавры и оливы!
Я знал: жизнь наша сон! Да будет же она
Фантазий, тишины, забвения полна.
Душа, спокойное вкусив отдохновенье,
Приятней, думал я, найдет и пробужденье!
Я верил счастию! И кто вотще внимал
Тому, что тайный глас природы предрекал?
От самых нежных лет и тихий свет востока,
И воды звонкие дубравного потока,
И шепот в вышине трепещущих ветвей,
И бледный свет луны из облачных зыбей —
Во мне задумчивость роскошную питали
И негу и любовь в грудь отрока вливали!
О юности друзья! Я слышал ваш укор,
Когда рассеянный, задумчивый мой взор
Недвижим был среди забав и ликованья!
Не знаю сам, куда влекли меня мечтанья,
Но звона ваших чаш вокруг не слышал я,
Но песнь веселости была не для меня!
Повсюду предо мной был идеал прелестный,
Знакомый лишь душе и сердцу лишь известный.
Об нем я в тишине безмолвно тосковал,
Когда луч утренний долины озлащал,
О нем в час вечера, о нем в ночи глубокой
Нередко, сна лишен, мечтал я одинокой!
В нем юный музы друг любил воображать
Улыбку кротости — небесного печать,
Спокойствие лица — души изображенье,
Любви чувствительность и дружбы сннсхожденье,
Беспечность детскую с веселостью живой,
Взор целомудрия, столь ясный и простой,
Блаженства ангелов душе моей свидетель,
Пред коим и порок признал бы добродетель!
Сбылось! И счастлив тот, кто сердца в простоте
Вверял желания всевидящей мечте.
Спокоен, как дитя, на лоне у свободы!
Всё изменяет нам, но не дары природы!
Видал ли кто весну без Флориных даров,
Без тени летний зной и осень без плодов?
Так сердцу чистому вселенныя с начала
Любовь весною лет еще не изменяла!
И кто виновен в том, когда ряд лучших дней
Провел над златом ты или в алчбе честен,
От коих горький плод раскаянье готовит?
Цвет счастья… дар тому, кто счастия не ловит.

Какое счастье Ване —
Женат на царской няне!
Притом какая честь —
Ему и Тютчев тесть.
Сказать пришлося к слову —
Родня он и Сушкову.
Какую дребедень
Теперь запорет «День».

Священной памяти владыки
Да не касается укор!
С своей отчизны сиял Великий
Застоя вечного позор.

Но, осветя ее наукой,
Ее он жизни не давил:
Ему князь Яков Долгорукой
Без страха правду говорил.

Пусть, ненавидя зло былое,
Себе избрал он путь иной,
Но, отвергая отжилое,
Стране своей он был родной.

Но в разрушеньи созидая,
Он вел нас к благу одному,
И завещал он, умирая,
Свой подвиг дому своему.

Его ль вина, что завещанье
Не в силу мудрого сынам
И тяжела, как наказанье,
Их власть покорным племенам;

Что, своротя с дороги правой
И отрекаясь от добра,
Они прикрылися лукаво
Великим именем Петра.

И стал им чужд народ им данный,
Они ему закрыли слух,
Ни русский в них, ни чужестранный,
Ни новый, ни старинный дух.

О нет! упадшая глубоко,
Родная наша сторона
Дух раболепного Востока
Безмолвно зреть осуждена.

Но пусть дней наших Валтасары
Кончают грешный пир, пока
Слова, исполненные кары,
Напишет грозная рука.