Михаил Герасимов

В железе есть стоны,
Кандальные звоны
И плач гильотинных ножей,
Шрапнельные пули
Жужжаньем плеснули
На гранях земных рубежей.

В железе есть зовы
Звеняще-грозовы,
Движенье чугунное масс:
Под звоны металла
Взбурлило, восстало,
Заискрилось в омутах глаз.

В железе есть чистость,
Призывность, лучистость
Мимозово-нежных ресниц;
Есть флейтовы трели,-
Зажглись и сгорели
В улыбках восторженных лиц.

В железе есть нежность,
Игривая снежность,
В шлифованном — светит любовь.
Закатная алость,
Порыв и усталость,
В изломе заржавленном — кровь.

В железе есть осень,
Холодная просинь
В заржавленных ветках сосны;
Есть знойное лето,
Миражем одето,
Горячим цветеньем весны.

В железе есть жгучесть,
Мятежность, певучесть
У скал раздробленной волны,
Напевность сирены
В кипучести пены,
Где тела извивы вольны.

В железе есть ковкость,
Проворность и ловкость
Есть в танцах мозолистых рук,
Есть ток в наших жилах,
В звенящих зубилах,
Вагранками спаянный круг.

В железе есть сила —
Гигантов взрастила
Заржавленным соком руда.
Железной ратью
Вперед, мои братья,
Под огненным стягом труда!

Раскрылись синие провалы
Глубоких, тающих высот.
Небо наливаться стало
Медом из осенних сот.

Светлыми паутинками
Стекает со жнивий сок.
Прощальными голосами тинькают
Птицы в золотой песок.

Тушканчик скачет сиротливо
Над выпитым жнивьем
И затягивает тоскливо
С ветром песенку вдвоем.

Над водою просветленной
Туман застыл, как нежный снег,
И долгим бегом утомленная
Река свой умеряет бег.

Вдали с колосьями телега
Плывет, как домик золотой.
Медвяная струится нега
Над увядающей землей.

Разбухли пашни, точно тучи
Дымят горбатые поля,
И жирно смазала онучи
Как деготь черная земля.

Кричу худой, уставшей кляче,—
Уперлась в грязь, хоть не кричи.
В овражках снег последний плачет,
И бродят черные грачи.

Грачи по снегу, что монахи,
Гуляют чинно и галдят.
Парнишка в продранной рубахе
Гоняет по холмам телят.

Свистит на кочке рыжий суслик,
За ним упала узко тень.
Ручьи — серебряные гусли
Звенят немолчно ночь и день.

И светлыми весна глазами
Глядит на пашни, на село,
И над горбатыми полями
Опять сиянье расцвело.

Вновь зори как мимозы стали,
Их золото я полюбил…
По раскаленной глыбе стали
Ритмично молот бил и бил.

Меня волнует вздох металла,
И крики искр — весна, весна
Пусть просочится зорькой алой
Сквозь дымный переплет окна!

Весна, какие голубые
Пространства, поле и река!
Стреляли искры золотые
Из-под стального кулака.

Какими светлыми глазами
Глядят завода корпуса!
В машинах, рычагах над нами
Не вой, а — птичьи голоса.

Прозрачно-хрупки зори стали
В сияньи золотистых крыл…
По раскаленной глыбе стали
Ритмично молот бил и бил.

Звенят леса листвой текучей,
Леса — червонные дворцы,
Над ними переливной тучей
Повисли пьяные скворцы.

Вот сели у столба на струны,
Зовут под солнце южных мест.
На жнивий золотые дюны
Столб бросил потемневший крест.

Вот с проводов упали четки
И снова тают в синеве,
Лишь тень таинственно и четко
Ползет по высохшей траве.

Звените вольными крылами!
Сквозь слезы я смотрю в лазурь,
И хочется, взмахнув за вами,
Умчаться от осенних бурь.

Упорно рвусь в простор нездешний;
Где тает зной, цветет трава.
А здесь качается скворешня —
На пике будто голова.

1

Она росла, цвела и пела
Шелками взвеянных кудрей.
Теперь изрубленное тело —
В грязи на заводском дворе.
Оскалив стальные зубы,
Электрическая пила
С визгом и рычаньем грубым
Четвертовала на дрова.
Я дрогнул зябко в гари жаркой
От мимолетной боли,
Когда швырнули в кочегарку
Отрубленные голени.
Слышу тонкий птичий щебет,
Шелесты живой листвы.
В вечернем и манящем небе,
Купаясь, вздрагивала ты.
Стыдливо влажные ресницы,
Вспыхнув, опустила ниц,
Когда они, иль птица с птицей,
Как две звезды, стремились слиться.
Ласкаю жаркою щекою
Берестовый пушок,
Продымленной рукою
И влюбленной душой.
Из топки пахучие струи —
Росной рощею дышу.
Всплескивают поцелуи
Сквозь пламелиственный шум.
Перелился в скрытый пламень
Березовый сок,
И расцвел ночными цветами
В медных жилах ток.
Я, обожженный и грубый,
Как этот уголь черствый,
Целую нежно губы
Моей невесты мертвой.

2

Когда в душе все сновиденья
Куда-то отлетают вдруг,
Тебе внезапные моленья
Я приношу, далекий друг,
Я покидаю город звонкий,
Иду в простор немых полей,
Где образ призрачный и тонкий
Подруги плачущей моей.
Там влажною от слез щекою
Ласкаю белую кору
И прядь зеленую беру
Своею грубою рукою.
И, дрогнув весь от сладкой боли,
Молитву тайную шепчу,
Когда погасит вечер в поле
Зари венчальную свечу.
А ты затихнешь, как живая,
Немую грусть мою поймешь
И, ветку нежно нагибая,
Слезу ненужную смахнешь.

Лучист восход, янтарно небо,
И все шафранней лик зари.
В волнах бестрепетного хлеба
Плывут ритмично косари.

С колосьев перерослых
Каплет золотая роса.
Как взмахивающие весла,
Тут и там блеснет коса.

В ладонях золотыми рыбами
Скользят снопы усатые.
Горят скирды огненными глыбами
И солнечными парусами.

Широколиственный и юный,
Увенчанный багрянцем клен
Глядит на золотые дюны,
Где кос созвучный перезвон.

Вдали — маяк на взморьи жнивий —
Горит колокольный шпиц,
И все нежнее и тоскливей
Напевы перелетных птиц.

Радужными точками
Миражат в небе журавли.
Плесканьем крыл — платочками
Прощально машут издали.

Весна так славно наследила
На светлорозовых снегах,
Цветное платье зацепила
На расцветающих кустах.

Твое горячее дыханье
Серебряные плавит льды,
И зверь, и птица, и сознанье
Твои благословят следы.

К земле припала с долгим криком
Семья взъерошенных грачей.
Как нежно в этом хоре диком
Журчит улыбчивый ручей!

Чернеют тут и там озера
Из снега выплывшей земли.
Опять восторженные взоры
Теряю в голубой дали.

Опять так девственно и чисто
Блестит извивами река,
В ветвях весь солнечный, лучистый
Повис тенетник паука.

С ресниц проснувшейся березы
Росы стекает бирюза,
А подступающие слезы
Мои наполнили глаза.

В сады железа и гранита,
В аллеи каменных домов
Пришел я, веснами обвитый,
На зов торжественных гудков.

Я раздружился с ветром воли,
Забыл безудержный размах,
И ширину родных раздолий,
И землю мягкую в цветах.

Я променял на камень жесткий
Шелка баюкающих трав,
Я полюбил цветные блестки
И шумы уличных забав.

Захвачен в быстрые потоки,
Я стал душе своей чужей,
И стали мне как сон далекий
Былые дни среди полей.

Березы Севера все звонче
Всхлипывают и рыдают,
А ветер, обнаженье кончив,
Лохмотья мне в лицо кидает.

Качаясь, плачут горькой песней,
Но просеки меж них чисты,
И все нежней и бестелесней
Рой отлетающей листвы.

На умирающих березах
Как остро зеленеет мох.
Как допевают птицы в лозах,—
От них бы отлететь не мог.

Моя душа подбитой птицей
На пиках вздыбленных ветвей
В осенний перелет стремится
Под тихий посвист журавлей.

Весенний день, все солнце выше,
И все живительней огонь.
Как гладит лед на талой крыше
Его горячая ладонь!

Снежок в слезах лучист и ясен,
Весь мир улыбкой удивлен.
Я — зачарованный, как ясень,
Я — соком жизни напоен.

Как ярко даже в мутной луже
Веселые цветут лучи!
В душе, разбуженной от стужи,
Лучистый день крылом стучит.

Любовь струится страстным током
В крови и молодой коре,
В полете лебедей высоком
На расцветающей заре.

В душе безгневно горечь тает,
Зимы расторгнув синий лед,
Она, как ласточка, взлетает
В иной восторженный полет.

Брожу во тьме, а надо мною
Мерцает золотой маяк,
Над океаном зыбкий мрак
Он косит огненной косою.

Сверкнув над синей бездной, тает
Барашков пенная кудель,
Упала в мокрую постель
Полудремотных чаек стая.

Мелькают светлые страницы
Осеребренных парусов.
Под лепет водных голосов
Уснули корабли, как птицы.

Люблю во тьме ловить мерцанье —
Лик осиянный маяка.
Люблю, когда его рука
Пронзает волны, город, зданья.

Я на заволжские курганы
Люблю взбегать в закатный час,
Пока белёсые туманы
Еще не спеленали глаз.

Курятся синие лиманы,
Дрожат, как марево, леса,
А в побуревшие бурьяны
Выходит красная лиса.

Парит под тучей хищный беркут,
Вдруг камнем канет в ковыли.
Уходят в даль дороги, меркнут,
Лишь кости светятся в пыли…

И в этот миг, как витязь древний,
Глазами зоркими взгляну
Я на убогие деревни
И на родную ширину.

Я оболью степной отвагой
Мою расслабленную грудь
И, вспенив кровь хмельною брагой,
Пойду опять в далекий путь.

Как богатырь в кольчуге бранной
Степным разгулом обуян,
На бой с врагами долгожданный
Шагну с кургана на курган.

Я не в разнеженной природе,
Среди расцветшей красоты,-
Под дымным небом на заводе
Ковал железные цветы.

Их не ласкало солнце юга
И не баюкал лунный свет —
Вагранок огненная вьюга
Звенящий обожгла букет.

Где гул моторов груб и грозен,
Где свист сирен, металла звон,
Я перезвоном медных сосен
Был очарован и влюблен.

Не в беспечальном хороводе —
В мозолях мощная ладонь,
Неугасимый на заводе
Горел под блузою огонь.

Вздувал я горн рабочим гневом
Коммунистической мечты
И, опьянен его напевом,
Ковал железные цветы.

Вся — жизнь,
Вся — в бронзовом загаре,
Вся — смехоструйный хоровод,
С игрою глаз призывно-карих,
К нам поступила на завод.

Тебе, как маю, были рады
И пением твоим пьяны,
Но вот чугунные снаряды
Твоей рукой заряжены.

Валов, ремней гудящих струны
Напевы грозные поют,
А там возлюбленных и юных
Твои гранаты бьют и бьют.

Нет, я не мыслю, не поверю,
Чтоб ты переменилась вдруг
И чтоб была служеньем зверю
Дрожь этих стебельковых рук.

Ты, как и мы, сжимаешь крылья
И скорбные свои глаза,
Пороховой покрылась пылью
Их огневая бирюза.

Была цветком над росной далью,
Окроплена степной пыльцой,
Теперь — овьюженное сталью
Сгорает скорбное лицо.

Мимозой золотой апреля
Ты расцвела в ветвях стропил,
Но лепестки твои истлели
В железном зареве горнил.

Как хорошо в лесу дубовом
Вдали от улиц и людей
Кидать пригоршни желудей
В платок тумана голубого.

Они — как золотые пули,
Что прожужжали и уснули.
Какая тишь, какой покой,
Какую вижу даль со взгорья!

А лес — что огневое взморье —
Чуть плещет пламенной листвой.
Сочатся дубом и рябиной
Опушек рыжие обрывы,

Блестят под паутиной нивы.
А в небе пояс журавлиный
Протянут млечною струей
Над присмиревшею землей.

Мы все возьмем, мы все познаем,
Пронижем глубину до дна.
Как золотым цветущим маем
Душа весенняя пьяна!

Нет меры гордому дерзанью:
Мы — Вагнер, Винчи, Тициан.
Мы новому музею — зданью
Воздвигнем купол, как Монблан.

В кристаллах мрамора Анжело,
И все, чем дивен был Парнас,
Не то ли творческое пело,
Что током пробегает в нас?

Воспитывали орхидеи,
Качали колыбели роз,—
Не мы ли были в Иудее,
Когда любви учил Христос?

Мы клали камни Парфенона
И исполинских пирамид,
Всех сфинксов, храмов, пантеонов
Звенящий высекли гранит.

Не нам ли на горе Синая,
В неопалимой купине,
Как солнце, красный стяг, сияя,
Явился в буре и огне?

Мы все возьмем, мы все познаем,
Пронижем неба бирюзу.
Как сладко пить цветущим маем
Животворящую грозу!

Согбенный каждый был, кургузый,
В заводском склепе погребен,—
Сорвал вдруг саван синей блузы,
Воскрес и к солнцу устремлен.
Летим по солнечному следу
В недосягаемый эфир,
Пропеллер нашу пел победу,
Взрезая зорь зовущий мир.
Машиной гордою, железной
Пересекали вихрь орбит,
Узор пронизывали звездный,
Где каждый атом с солнцем слит.
Летим под благовест мотора,
Сверкает неба бирюза,
Всю величавость, все просторы
Познали пленные глаза.
Победный марш нам звезды пели,
Каскадом свет, смеясь, взвихрил,
А души — солнцем пламенели
Под сочный свист железных крыл.

1

Железным дуновеньем,
Осень,
Ты тронула багряный лес
И металлическую просинь
Как бы шлифованных небес.
Блистают паутинки тонко —
Бесчисленные провода,
А жнивья
Под ногою звонко
Похрустывают,
Как слюда.
Расплавленною медью пышет
От листопадных струй ручей.
Как тучи дыма,
Выше,
Выше,
Клубятся табуны грачей,
С прощальным,
Перелетным пеньем
Летят в далекую страну.
Сентябрь
Железным дуновеньем,
Дыханьем севера спугнул.
В деревья огненные струй
Украдкой осень пролила
И, бодрым холодком волнуя,
Румянцем на щеках цвела.
Сочатся рыжею рудою
Кусты,
Леса
И просинь вод,
И вся природа предо мною —
Металлургический завод.

2

Немой покой на нивах сжатых.
С опушек рдяных
И рябых,
Воинственные,
В медных латах
Шагнули грозные дубы.
Вздыбились
Словно перед боем
Их копья
В пустоту небес,
Они мучительным конвоем
Печальный окружили лес.
Над арестованной толпою
Деревьев
И кустов нагих
Вороньи тучи
С бранью злою
Кружились —
Жадные враги.
Истерзанные,
В путь далекий
Брели под всхлипы,
Листьев стон.
Сочились там кровоподтеки
И клочья красные знамен.
Прощально небо голубело,
Когда вели их из тюрьмы
К неумолимому расстрелу
Картечью снежною зимы.

Вот осень в шорохах и звонах
Тоскливо бродит по селу,
По перелескам красных кленов
Туман мохнатый зыбит мглу,

Рябин зализывает раны
И умирающих берез,
Он окровавил лапы рдяно
О раны листопадных лоз.

Осенний вечер горько сгорбил
Коленопреклоненный сад.
И сколько неизбывной скорби
В соломенных морщинах хат!

Кадимый клубами тумана,
Осин рыдает хоровод,
Лишь ярко на груди кургана
Веселый искрится завод.

Природа всхлипывает тихо
Над блеклой плащаницей нив,
А он посвистывает лихо,
Багрянца шапку заломив.

Грозит во тьме трубы высокий
Железномускульный кулак,
Вагранок огненные щеки
Зыбучий раздувают мрак.

Как ярки золотые брони,
Как бодро льется стали звон,
Как пламенна на черном фоне
Резьба сияющих окон!

Огнем труда сердца согреты,
Все мускулы волнует дрожь,
Как ветерок горячим летом
В полях животворящих рожь.

Пускай туман клубится зыбкий,
Печаль полей ползет без сил,—
Мы видим,—
Огненной улыбкой
Завод ненастье опалил.

Люблю я зарево вагранок —
В нем небо звездное ясней,
Люблю куски стальных болванок,
Меж вальцев превращенных в змей.

Люблю, когда под паром молот
Сжимает сталь в снопах лучей,
Люблю ковать, силен и молод,
У пасти огненной печей.

Люблю парить в полете смелом —
Ведь я волен, ведь я ничей,-
Железным извиваться телом,
Как домны золотой ручей.

Люблю я труб заводских струны,
Гудок, будивший паром медь.
Я знаю — красный флаг коммуны
Над миром будет пламенеть.

От хат соломенных селений,
Где жизнь смирением горда,
На грозный зов сиренных пений
Пришли в стальные города.

Был каждый в пламя горна брошен,
Кипящей сталью опален,
Кандальным звоном обострожен,
Железным пеплом опылен,

Обвенчан факелом завода,
Его зарницей озарен,
Обласкан музыкой приводов,
Орлиной дробью шестерен,

Обрызган искрами металла,
Крещен в купели чугуна,—
И вот осталенною стала
Златосоломная струна.

Как сон, смиренная забыта
Преклонновыйная межа,
Душа горящая облита
Звенящим валом мятежа.

Завод — как водопад жестокий,
Струятся медь, чугун, руда,
Электропламенные токи
В стальные мускулы труда.

Стал каждый пламенным баяном
Кующих звонов, красных струн,
Грозово-вскрыленным титаном,
Зари Грядущего — трибун.

Заржавленная позолота
Озерных лилий,
Камыша.
Ревели
Бучила в болотах,
Звенели
Комары в ушах.
Заплесневелый
Запах винный
Весной
Не расплеснет гроза,
В опару малярийной тины
Засасывало по глаза.
Загаром ветряным облиты,
В туман
И сумрак голубой
Пришла артель
С теодолитом
И нивелирного трубой.
И мирный край
Видений,
Лени,
Чтоб вырос небывалый дом,
Цветеньем глаз,
Движеньем вспенен,
Математическим умом.
Заряженные инженеры,—
Снаряды — планы
В головах.
Как фосфор,
Излучалась вера
В коротких жестах
И словах.
И вот стремительно
И звонко,
Строительный
Взвевая звон,
И день и ночь
Росла постройка,
Вскипали известь
И бетон.
И выстроились по заданью,
Исполнив
Генеральный план,
Никелированные зданья
И электрический гигант…
Как вдохновеннейший оратор,
О победительном труде,
Гигантский
Турбогенератор,
Сверкая светом,
Загудел.
Чтоб наша жизнь
Кипела силой,
Чтоб победить рабочий смог,
По напряженным
Медным жилам
Потек
Могущественный ток.
Над хаосом трущоб
И тиной
Плеснул он световой волной.
С помощником своим —
Машиной
Мы завоюем
Шар земной.

Все радостней,
Ясней,
Счастливей.
Пшеницы золотой налив.
Прибоем бьется
Море жнивий,
Разливы огненные нив.
Усталою
Плывут походкой
В поклонах поясных жнецы,
Качаются на утлых лодках,
Как одинокие пловцы.
Пылает небо голубое,
Расплавленное
В васильках,
Захлебываются от прибоя
Серпы в иззубренных руках.
А рядом
Блеск необычайный,
Машинным плеском
День облит,
На нивах плавают комбайны,
Как бы морские корабли.
Из гавани совхоза
Дружно
Эскадрой боевой идут,
И кланяется ветер южный
Друзьям,
Помощникам труду.
Гудят веселые артели
И тракторные плясуны.
Вон
К небу знойному взлетели
Шлифованные скакуны.
Нагруженные снопами
Машины гордые летят.
А там,
На пытке,
Под цепами
Колосьев косточки хрустят.
Мне больно
Слышать стон пшеницы,
Старинную молотьбу,
И видеть:
Пот течет по лицам,
И жилы синие на лбу.
Когда же звезд
Зардеют лозы,
Свисая в предосенний мрак,
Мигают нам огни совхоза,
Как электрический маяк.

Туман взлохматил гати,
Летят на юг грачи.
Топор — упорный дятел —
И день и ночь стучит.

Туман густой и синий
Прильнул к моим плечам,
Захрусталился иней
По влажным кирпичам.

Застеклянились лужи,
И кружит ветер сор.
Колючий север стужей
Засеребрил забор.

Печальным угасаньем
Хрустальный день звенит,
Холодное касанье
Мне пальцы леденит.

Я новый и не прежний,
В моей крови пожар…
— Живей строгай, прилежней,
Эй, плотник и столяр!

Чтоб сквозь буран услышал
Про наш порыв весь мир,
Ты, кровельщик, по крыше
Смелее бей, греми.

Пусть сыплют снежным пухом
Пустые небеса,
Взнесем единым духом
Мы в высоту леса.

Чтобы закончить зданье,
Пурги не слышать стон,
Могу согреть дыханьем
Я стынущий бетон.

Чтоб кирпичи не зябли,
Не лопалось стекло,
Могу отдать по каплям
Телесное тепло.

Постройка вся огнями,
Сиянием зари,
Предзимними ночами
Созвездием горит.

На зорях
Белизна морозная
Былинок обжигает тело,
И тихо бродит
Осень слезная
В полях пустых,
Осиротелых.
Река застыла
Словно олово,
В кустах туманные медузы,
И — как отрубленные головы —
В бахчах
Последние арбузы.
Истерзанные тучи в панике
За перелесок убегают.
Подсолнухи,
Слепые странники,
Лохмотья к небу простирают.
А ветер
Сукровицу черную
Листвы опавшей
Жадно лижет,
И солнце голову покорную
Склоняет к горизонту ниже.
А там,
На кургане,
В закатной дали
Стропила в тумане —
Взнеслись корабли.
Там радугой
Бойко
Сквозь мачты-леса
Взлетела постройка,
Пронзив небеса.
Рубах разноцветных
Дрожат вымпела,
От криков приветных
Вся даль зацвела.
Застывшим фонтаном —
Бетон и кирпич.
И режет туманы
Воинственный клич:
— Покамест постройка
Не вскинута ввысь,
Ты, солнце,
Постой-ка,
В снега не садись!
Осенние слезы,
Не стыньте в грязи,
И звонким морозом,
Зима, не грози!

Вешний ветер дышит
Вишеньем с полей,
На вечерней крыше —
Митинг голубей.

Воркотня и крики
У трибуны труб.
Свежей земляникой
Веет старый дуб.

С музыкой и песней,
Сбросив снежный сон,
Льет река чудесней
Ледоходный звон.

Лес, зарей одетый,
Машет и зовет.
Свеял свитки света
Пламенный завод.

Вдохновенны ржанья
Зубчатых колес.
Вешние желанья
Ветер нам принес.

Синеблузой птицей
Каждый рвется в даль.
Как сияют лица,
Как сверкает сталь!

Месяц в синем своде
Пригвожден звездой,
Ночь зарю уводит
Звездною уздой.

Я — не нежный, не тепличный,
Не надо меня ласкать.
Родила на заводе зычном
Меня под машиною мать.

Пламень жгучий, хлесткий
Надо мной свисал,
Я электрическую соек;
Губами жадно присосал.

В стальной колыбели качался,
Баюкал бодрый гудок.
У ног загорелых плескался
Неугасающий грудок.

Динамо, как волк над люлькой,
Скалил огненный клык,
Металл расплавленный булькал,
Клубился вой и рык.

Заматерелая ругань
Шестерен и валов-
В них звучал мне голос друга
И материнский зов.

Только люди в синем сыном звали,
Я запомнил навеки ласковый лик,
Смеясь, игрушки давали:
Цилиндры, шатун, маховик.

Когда подрос и с тачкой
Мог один гулять,
Дали ружье, патронов пачку —
И пошли с баррикад стрелять.

Я — не тепличный, не хрупкий,
Опален пороховым огнем,
Борьбы горящие кубки
Хлебнул октябрьским днем.

Я пришел с «Вешними зовами»
И цистерной буквенных зерн,
Громовыми песнями новыми
Вздувать потухающий горн.

Рассеял солнечное семя
В глыбы синих блуз,
«Железных цветов» беремя
Сбросил светлый груз.

Я писал на листах котельных,
Макал в вагранку трубу,
Меня лишь птицы хмельные
Звали в даль голубую.

Земля зельями тлений
Была еще напоена,
Но вот расцвел мой «Завод весенний»,
Мимозой и маем душа пьяна.

Солнце светлой лапой
В ветви ржавых труб.
Железные жолуди капал
Огненный дуб.

От шлака корявые строки
Рашпилем сердца пилил,
Солнечный свиток соки
В чернила моя пролил.

Когда с «Монной Лизой»
В осенних туманах брел,
Сжигая звездные ризы,
«Октябрь» мой маем расцвел.

Я растопил кровью железной
Пласты залежалых слов.
Черпай, черпай чудесный
Колчедан чеканных стихов!

Я не один, нас много, много
С поэмами на «Фронт труда»
Выходим огненной дорогой,
Где пламенеют города.

И над полями тощими,
Где раньше чахли пустыри,
Прорастают стальными рощами
Красные богатыри.

Мельканья молний смелых
Над лесом труб и голов,
Это — стрелы
Наших огненных строф.

Я, отрок, рос в железном храме,
Свечей горел стальной кристалл,
Я видел в прокопченной раме
Виденье звездного креста.

Как жертвенник неугасимый,
Доменный пылал колосс
Явился в горне лик незримый
В сиянья огненных волос

В одеждах пламени и дыма,
Шелками шлака шелестя,
Огнем и верою палима,
Мечом и знаменем блестя.

Молниевидным жалом
Проявила покой,
Неумолимо сердце сжало
Испепеляющей рукой.

Согбенную расправил спину,
Мгновенно волю закалял,
Свое я сердце с силой вынул,
В тисках железных опилил.

И с этих пор в нее влюбленный
Всей глубью тайною души,
Ее я голос слышу в звонах
Неумолкающих машин.

Ее глаза — в блистаньи стали,
Улыбка — в скачущем луче.
Тоскующее сердце стало
Калиться в пламени печен.

Ты — знаменем кроваво-красным
Благословившая меня.
Я стал баян восстаний властных,
Поэт железа и огня!

Труба, как посох исполина
В его мозолистой руке,
Через моря, через долины
Он с ним шагает налегке.

Его шагов стальную силу
Ковали долгие вехе
Его порыв не угасала
Войны кровавая рука.

Рожденный под полярным кругом,
Могуч, лучист и закален,
Как водопад над вешним лугом,
Так он стремительно волен.

В пути великом многолик он,
И жезл в его руке — труба,
Его многоязыким кликом
Встречают пленники труда.

Трубой заводской искры сеет
В сердца рабочих в крестьян,
Мы знаем — пламя скоро взреет
Над далью чужеземных стран.

Разлей над миром свет рубина,
Подобно огневой реке.
Труба, как факел исполина,
В железном сжата кулаке.

Работы нет, брожу бродягой
По терниям чужой земли.
А сердце колючей бодягой
В шоссейной кружится пыли.

Живое тело голод гложет,
Бьет ливень ледяной клюкой,
У замкнутых ворот прохожий
Стою с протянутой рукой.

Иду тропами неизменными,
Песок прибрежный прилипает,
Лишь море лепестками пенными
Мои лохмотья осыпает.

За гроздью винограда вором
Лезу на чужие зады,
А тут без терний и заборов
Мои раскинулись сады.

Стихов пылающих мимозами.
Серебряным звоном миндаля,
И ритмов скачущими козами
Мои усеяны поля.

Ищу ночами, в дни туманные
Какой-то небывалый клад,
А тут потоки караванные —
Богатства от моих палат.

Иду в столицы и селения,
Качаюсь в каменной волне,
И слышу золотые пения
Сокровищ, спрятанных во мне.

В плесканьи зорь н крыльях птицы,
В лепете павилик,
Ищу железные странном
Никем не зарожденных книг.

Завод вонзил два рога
В седое брюхо туч,
От раненого бога
Сочатся красный луч.

Он с облачной перины,
Пронзенный, без ребра,
Спустил свой лик старинный
В окладах серебра.

Лазоревый и горний
Упал в машинный ад,
Мы переплавим в горнах
Серебряный оклад.

Мы в шахтовых туннелях
Глухую грудь земли,
Чтоб кровью закипела,
До сердца просверлим.

Мы брызнем красной лавой
Из наших синих вен,
Вздыбим бунтарской славой
Униженных с колен.

Довольно ныть в плакать
И горбить горы спин,
С России сбросил лапоть
Советский исполин.

Мы брызнем динамитом
На тихие поля,
Пусть прогремят гранитом
Восставшая земля.

Ночей полярных оси
Пожаром обольем,
Бомбой землю бросим
С кометным фитилем.

Огнем залижем тучи.
Разбухшие в слезах.
Осколками проищем
Святые небеса.

Мы — красные пророки,
В грядущие века,
Завод железнорогнй
Вонзили в облака.

Ты весь закованный во брони,
А дымом в небо вознесен,
Туда, где заревые кони,
Где тает твой железный звон.

Зачем в варю твои зарницы
Взлетают призраком седым,
Звезд золотистые ресницы
Отравный раз’едает дым.

Гляжу на них в решетку рамы
Сквозь пыль и кружево тенет,
Как вольны золотые храмы —
Судьба к ставку их не пригнет..

Напрасно к ним горю любовью,
Горячий сдерживаю плач.
Труба — облитый ржавой кровью
И преградивший вход палач.

Моя душа — ночная искра,
Из дыма отлетев на миг,
Кружит, кружит меж звезд и быстро
Угасший опускает лик.

Как вольно над Москвой-рекою
Взлетают вешние стрижи.
А Минин с поднятой рукою
Стоит у роковой

Глядит на главы золотые,
На эти раны лобных мест,
Россия, как в года седые,
Пригвождена на красный крест.

Он слышит колокола вече
Огнемерцающий набат.
Как волны возгласы и речи
Толпы у каменных палат.

Он видит в зареве кольчуги,
Как встарь, богатыри встают
И на мечи, серпы и плуги
Стальные мускулы куют.

Народ восстал из диких хижин,
Из недр одебренных лесов,
И каждый, подвигами движим,
Летит на веча вольный зов.

Рабочих волн прибои чудесен,
Краснеет стягами земля,
И сколько силы, сколько песен
У стен зазубренных Кремля!

Грохочут труб заводских зовы.
Рабочих рек гудящий вал.
Пред каждым горном Минин новый
В железном пламени восстал.

Победно грани рабства минем.
Смелей рубинный стяг развей,
Пусть каждый будет, словно Минин
Советской родины своей

Вот солнце красный марш запело.
Звенит лучистой тетивой,
Стрижей мелькающие стрелы
Поют над каждой головой.

Мы кричим:
Нет, не легко распались
Каменные вериги Кремля!
Раны и опухоль не опали,
И в кровавых подтеках земля.
Не листопадными бульварами
Иссечено тело Москвы
И предместий,
То кнутовыми язвами старыми
Сочится до каменных костей.
Еще много безликого,
Разлагаясь,
Копошится по гранитным нарам,
И колокол Ивана Великого
В непогодь стонет о старом.
В’елась в мясо и душу гангрена
Неизлечимой болезни,
Раз’едает ржа заводскую сирену
Даже на Красной Пресне.
Нетрудно и по коже прелой
Навести румяна.
Заклеить пластырем раны
И нарывы старого тела.
Нет, довольно мазать иодом
Дома и людскую кожу,
Коммуна, четвертым годом
Бери хирургический нож!
Не бинты бумажные на раны
Ленив приклеивать станет,
Только из электрической ванны
Русь обновленной воспрянет!

Веет от горна вервеной,
Белый пламень — спелый лен,
Снежный пар клубится пеной,
Воздух пеньем напоен.

Волны возгласов сирены,
Хрупкий шорох шестерен.
Горн, как стог горящий сена.
Светом горным озарен.

Гроздья розовых коралл»?
Лепит застывая шлак,
В чернокаменных кристаллах
Огоньков дрожащий мак.

Грозовым пронизан током.
Вскинул крылья маховик,
В небе солнечном, высоком
Домны озаренный лик.

Звоны бронзы, медных сосен,
Воронено блещет сталь,
Тут и там мелькает просинь, —
Блуз замасленных эмаль.

Гулкий водопад приводов
Буйно засверкает вдруг,
Вскидывая к стеклам сводов
Миллионы крепких рук.

Пепел серебристой пылью
Всколосился и потух,
Горн отряхивает с крыльев
Искр златоалый пух.

Клекот меди и железа,
Смелый свист в ветвях стропил,
Крик в листах стального леса,
Песни жизни, песни сил.

Сколько звона, сколько пений,
Птица искра-мысль зовет.
Как люблю тебя, весенний,
Искропламенный завод!

Я вижу пламенные ризы,
В них дымный город облачен,
Он молниями сквозь пронизан.
Закован в орудийный звон.

Летят как демоны гранаты,
Весь город ими окрылен,
Их пляской здания об’яты
Скрипучий испускают стон.

Зияют жутко в крышах раны,
И ребра сломанных стропил.
Дома — как будто великаны,
На землю павшие без сил.

Горит и тает город мертвый,
Пустыни улиц — без людей.
Лишь сотни трупов распростерты
На красных плитах площадей.

Бушуют огненные волны,
Вздымаясь в ропоте глухом
На черный остов колокольни
С поникшим гальским петухом.

Синичка милая, бездумная
В окно влетела, как стрела,
И от стола, где книги умные,
К курганам мысли увела.

Их возвышенья, словно головы,
Уснули на степной груди.
Река извивная из олова
Орлу лепечет — не буди!

И он вскрылил в пространства синие,
Парит, от солнца изнемог,
Там облаков белеет скиния,
Смеется сам лазурный бог.

Цветами белыми оснежены
Переливают ковыли.
Весною стрепеты разнежены
Купались в голубой пыли.

Кусты черемух дароносицы
Цветов плеснули дивий мед.
Душа пчелой аз улья просится,
Стряхнула вьюг колючий лед.

Синичка светлая, бесшумная —
В окно впорхнула синева.
Я позабыл страницы умные,
Все изреченья и слова.

В кровь зацелован топкой жаркой,
Измят об’ятьями котла,
Выскакиваю из кочегарки
Под палубные вымпела.

Как чудесно и напевно
Поют текучие пола.
Море — голубая царевна —
Нервно дышит у руля

Вижу косы в лунном инее,
Ресниц испуганных мельканье.
Моя возлюбленная s синем
Пришла на первое свиданье.

Мне так невыразимо сладки
Об’ятья влажные твои,
Твои светящиеся складки
Огонь зеленый напоил.

Впиваюсь в девственные губы,
Тону в бездонной глубине.
Лишь сердце трепыхалось грубо
На убаюканной волне.

Забыл я трюм и кочегарку
И угля черное лицо,
Фантазия по жилам жарко
Текла расплавленным свинцом.

В окопах кажется печальней
Осенний златокудрый лик
И золото березки дальней
И тихий лепет павилик.

Жужжанье-шелест мушки синей
На светлом острие штыка.
И аромат могильных пиний
Как-будто льется свысока.

Над разоренною долиной,
Над кладбищем знакомых мест
Я вижу плавно журавлиный
Колышется в лазури крест.

Ласкающим благословеньем
Далекой матери родной
Их крик преображенным пеньем
Растет и тает надо мной.

Кровавый клен мне шепчет: «милый»,
Он тихой грустью озарен,
Над незасыпанной могилой
Листвой осенней плачет он.

Окопы — скорбь в пустынном поле.
Чело морщинистое нив,
Я не могу смотреть без боли
На змеевидный ваш извив.

Я подарю сиамского котенка
С глазами синими, как бирюза,
Он взглянет ласково и тонко
В твои усталые глаза.
Он промурлычет песню юга,
Где зори пьяны, как вино.
Где бронзосмуглая подруга
Плетет из тубероз венок.
Где хрупким золотом мимозы
Обвита пряная земля,
Седые не скуют морозы
Благоуханные поля.
Зима в цветах, земля бесснежна,
Не хрустнет ледяной песок.
Стекает из бананов нежный,
На солнце искрящийся сок.
И выше пальм взнеслись лианы.
Мелькает стрельчатая лань,
А плющ — весь масляный и пряный,
Повис, как золотая ткань…
Люби сиамского котенка,
Но на груди не дай уснуть:
Он остро прокогтит и тонко
Твою мечтательную грудь.

Когда в душе все сновиденья
Куда — то отлетают вдруг,
Тебе внезапные моленья
Я приношу, далекий друг.

Я покидаю город звонкий,
Иду в простор немых полей,
Где образ призрачный и тонкий
Подруги плачущей моей.

Там влажною от слез щекою
Ласкаю белую кору
И прядь зеленую беру
Своею грубою рукою.

Вздрогнув весь от сладкой боли,
Молитву странную шепча,
Когда погаснет в дальнем поле
Зари венчальная свеча.

А ты затихнешь, как живая,
Немую грусть мою поймешь
И, ветку нежно нагибая,
Слезу ненужную смахнешь.

Такою радостной и хрупкой
Влетела на заводский двор,
Но вот — испуганнной голубкой
Глядишь на бешеный мотор.

Он мечет голубые искры,
Рычит, как небывалый зверь,
А за тобой легко я быстро
Захлопнули стальную дверь.

С неиссякаемою верой
Рубиновый струила свет.
Горячий дым горючей серой
Все перекрасил в желтый цвет.

Поблекли пурпур и рубины,
У горнов вся завяла ты,
А некто золотой дубиной
Разбил высокие мечты.

В жилете банковом насильник
Тебя с насмешкой целовал,
Твой заревеющий светильник
Из поднятой руки сорвал.

И вот, как все, ты в клетке тоже,
Напрасна юная слеза!
Что день печальнее я строже
Твои весенние глаза.

Такая светлая и с пеньем
Ты прилетела к нам в тюрьму,
Теперь печальным привиденьем
Я не узнал тебя в дыму.

Море безумствует, море хохочет,
Грудью могучею взмыть оно хочет
К громокипящим тучам.
Волны взбегают по кручам,
Волны хватают гранит,
Камень о камень звенит.
Сотни зеленых, мелькающих рук
В безднах морских прорываются вдруг.
Рвут и когтят одинокий маяк,
Тянут огонь в леденеющий мрак.
В небе распластано черное знамя,
С блеском кровавым
Вонзается пламя —
Руки изломанных молний
Падают в небо и волны.
Рвутся знамена клубящихся туч.
Смыт с корабля потухающий луч —
Бурею сброшен последний фонарь,
Бродит во тьме он безумный,
Как встарь.
В гневе оборваны все паруса,
Клочья развеяла злобно гроза,
Струнами мачты и снасти звенят,
Волны крылатые бьют и кричат…
Маяк не смежит светлый взор,
Маяк как сеятель упорно
Бросает золотые зерна
На моря вспаханный простор.

Люблю часы, когда на землю
Нисходит синяя роса,
Недремлющие чутко внемлют
Фиалок влажные глава.
В воздухе улыбкой стынет
Последний и прощальный луч,
А солнце — золотая дыня
На черноземе туч.
С завода вольный и без блузы
Лечу в небесные бахчи,
Где звезд серебряных арбузы
И гроздья млечные алчи.
Лечу, лечу, свободный путник.
Зарею плечи окрыля,
И все таинственней, уютней
Земля и звездные поля.
Хочу я с млечной пылью слиться,
Сиять в космических лучах.
Душа, как стрельчатая птица,
Вонзилась в небо сгоряча.
Застыв в заре, так чутко внемлю
Земли далеким голосам.
Люблю часы, когда на землю
Нисходят ясная роса.

Косое в плечах
Трепыхалось лохматое чучело на бахчах.
Птицей былинного поверья
Волоча по земле всклокоченные перья.
В ненастье и ведро,
Походкой нетвердой,
На одной ноге,
Прикованное,
Устало шагало в даль.

В тучах ухало,
Ухало на земле,
Вспугнутое, на пугало
Садилось воронье.
Грозовые тучи
Мучили чучело.
Под зловещими зарницами,
Нагруженное черными птицами дум,
Испуганное чучело
Вкось рвалось.

В бурю, когда тучи
Грозой пучило
И покалывало огненное жало,
Чучело было не страшно,
А жалко над пашней.
Привыкли твари.
В бурю пугало также дрожало
Осенним листом,
На горизонте зарев
Маяча черным крестом.

Трепыхался оратор на трибуне,
Над плешинами арбузных голов,
Они стабунились
И глотали лохмотья слов.
Слушали, но души дремали.
Баржей покачивалось
В дымных волнах зало,
Нагруженное тушами,
Те, кому голодом
Животы не вспучило,
Смеялись: — Смотрите, смотрите,
Какое глупое чучело!

В бурю лохмотья метались
Над далью,
Как прикованные птицы.
Поскрипывали деревянные ключицы.
Гром и стук,
Тысячи рук
Молитвенно к небу воздеты,
Черною пеною вскипают лохмотья.
Как душа поэта.
Никло чучело ниц
В безысходном горе —
Кто-то выколол
Соломенные глаза,
А внизу бушевало
Черноземное море,
И вверху громыхали
Телами туч
Нагруженные воза.

Но были и светлые дни.
Дни птичьего пенья,
Когда солнце горит н не стынет.
Арбузы и дыни
Зажигали огни,
Огни своего цветенья.
Июньские ночи
Не знают ненастья,
Чужда ям немочь и вьюга,
Во все безгрозное небо
Зори розовые руки
Протягивают друг к другу.
Дыни горят
Каплями застывших слез,
Золотых слез счастья,-
Их накапала утренняя заря.
Плети ползут по земле,
Они плывут
По лиловым волнам борозд.
Гребут веслами лапчатых листьев
Через камни
В палевую даль.
С деревьев свисают
Черные гроздья дроздов,
Зовет их завязь —
Зеленые бомбочки
С разорвавшимся цветом
Застывшего пламени.

Стремглавный вихрь
Из далей,
Клыки оскалив,
Рвал смело
Истощенное голодом
Лохматое тело.
Сочились соломенные раны,
Сукровицей зари
Истекая в белые дали.
Зимние бураны
Снежною солью поят.
Дни и ночи
На забытых бахчах
Черным волчонком
Стонет и бьется
Лохматая душа моя.

Мне странно видеть странников.
Что выстроились в ряд,
Подсолнухов-избранников,
Их нимбы и наряд,
Их пламень златолиственный
Над золотом голов.
Пред литургией истины
Без музыки и слов.
Торжественность не мучила,
В сердцах огонь торит,
И в черной ризе чучело
Пред алтарем зари.
Неслышно плачут стаи,
Ни возгласов, ни пений —
Лишь из кадильниц вылетают
Пламенные птицы цветений.

Косое в плечах,
Трепыхалось лохматое чучело на бахчах,
Над далью полей
И в саду души моей.
Птицей былинного поверья.
Волоча по мозгам
Всклокоченные перья,
В ненастье и ведро
Походкой нетвердой
На одной ноге,
Прикованное,
Под ритм и перебои пульса
Устало шагало в даль.

Философ, социолог, гений,
Рожденный меж фабричных труб,
Пророк невиданных стремлений,
Живых лесов могучий дуб.

Великий Маркс! С набатной силой
Твой голос бьет, могуч и стрему
Над буржуазною могилой,
Над дряхлым миром трубит в рог.

Твой голос там, где гул машины,
Проклятье нищенской судьбы,
Рабочих согнутые спины
Ты распрямляешь для борьбы.

Ты первый, кто взлетел над бездной,
Чей дух над фабрикой витал,
Один проник в «закон железный»,
Постиг всесильный капитал.

И не проклятья, не молитвы,
Не жертвенный кадильный дым,
Зажег ты буйно пламя битвы
Над миром дряхлым и седым.

Учитель, мужественный, мудрый,
Ты другом был в тяжелый час,
Твой образ, лик твой среброкудрый
У баррикад бодрили нас.

Мы верили — за этой кровью,
За троном Биржи и Царя,
Весь мир труда одев любовью,
Взойдет вселенская заря.

Петушиные песни —
Утренние гудки над селом,
Зорька колышет
Розовым крылом.
Песнь от насеста
Ярка и остра,
Вспыхивает лепестками костра.
Плеснул петушиный смех
В соломенную бороду
Растрепанных застрех.
Бодрой улыбкой застряла
С золотой гребенкой заря.
Гордо петушиные песни горят.
Гудки вперебой говорят:
В снах не блуждай,
Пробуждайся, народ.
Солнце выходит из огненных ворот.
Гудит величавое мычанье
Под навесами соломенных колоколов,
Подойников журчанье,
Всплески голосов и слов.
Музыка доения,
Дождь молока —
Неумолкающее пение.
Пенятся облачные крынки.
Серебряный подойник облаков
Молочные капли звезд пролил…
И все кумачевей твоя косынка
Над темной юбкою земли.

Не тебя ли ждал я, милая,
У заревешних ворот.
Пока ты огненными вилами
Вспарывала сумерек смуглый живот?
Не мои ли слезы росой
Вылились из черной ночной головы,
А теперь, перед звонко поющей косой,
гадостно смеются под ногою босой
па зеленых ресницах травы.
Нахохлившийся рыдван проснулся,
Зевнул
И сочно расхохотался в рыжей пыли,
Где пестрыми букетами
Стада расцвели,
Где озеру роскосому
Лепечет влюбленно ручей;
Вызванивают косами,
Под золотыми смолянками лучей.
Искрится сила в непомерных взмахах.
Заря, косари
И солнце в красных рубахах.
А по кудрявым кустам спозаранок,
В посконной юбке невеста,
Хлюпко месит розовое тесто
Ноздреватого тумана.

Слышим утренние песни
И петушиные гудки над селом,
Где горька колышет
Огненным крылом.

Город,
Прочисть труб каменные уши
И таинство посева слушай.

Весна, весна,
Как страстно она во мне горит
Каждой веткой, каждой пушинкой.
Я чую ее огненной наседкой,-
Белое яйцо земли
Она согрела
Под красным крылом зари.
Лопается скорлупа льдов
И тает в снежнице.
Тут и там
По полям
Проклевываются
Зеленые ресницы.

Я — пыльный мужик,
Но я сильно живу.
Я вижу вскрытые жилы,
В них вскипает
Черная кровь земли,
Кипит и лижет
Мой плуг, лапти
И вороные копыта
Под солнцем вешним
Над пашнею взрытой.
Ни коня вороного ни гривы
Не вижу над черною нивой.
За взмахом взмах.
Нас взмыла и движет
Незримая сила простая.
Мы плывем
Под вздутыми парусами рубах.
Плещут чернопенные
Гребни борозд.
Все растворилось,
Все растояло —
Люди, скотина,
Птичьи стаи.
И я упорно растаял
Над бездною черной,
Растекся на миллионы десятин
Темных как ночь.
В морщинах борозд и пылинках,
В нечислимых почках,
В былинках и зародышах —
Тайное зачатие сил во мне
И каждом камне.
Так ясно и просто.
Земляные лучи по венам струятся
И птицы поют во мне.
Пузырится черноземная пена,
А в ней
Осколки огней,
Искры и звезды —
Золотые зерна
Разбрызганной пшеницы и проса, —
Огненный дождь семян!
Я весь пронизан весенним светом
И соком солнца напоен.
Хрустя в зубастых кустах,
Тает снежная кутья,
И под гребнями борон
В черных бородах борозд.

По незримым дорогам
Радостно выходит один
И многие.
Единым взмахом
По всей России
И дальше, за океаны,
Разбрызгивают лианами рук
Миллионы золотых радуг
Со вспышками мускульной силы.
Капли пота и семян.
Звени и журчи,
Зерно за зерном.
Резче капай
С мозолистой лапы
Сгущенные лучи солнца!
А кони чешут и чешут
Стальными гребнями борон
Душистые пряди
Черноземных полос
И рыжесуглинковые косы.
В голубом
Дружным голубем плещет
Ворон зимнестужных дум.
Пульс солнца чаще, чаще,
Пьяны я и оно,
Из котловинной чаши
Пьем снежное вино.
Пронизана таинством величья
И журчаньем птичьих пений,
Купалась моя душа мужичья
В черноземной пене.
То к солнцу взносила сила,
То снежинкой таяла она,
То жеребенком резвилась
В черно-золотых волнах.

Город,
Открой ушей каменные зевы
И внемли таинствам посева.