Николай Гербель

Плачьте, Грации, со мною,
С поколением людей,
Одарённых красотою:
Умер бедный воробей
Милой девушки моей,
Воробей, утеха милой,
Радость друга моего,
Тот, кого она хранила
пуще глаза своего!
Как он ласков был с тобою!
как младенец мать свою,
Знал он милую мою.
Неразлучен с госпожою,
Он попрыгивал вокруг
И чириканьем, порою,
Веселил и нежил слух.
А теперь — увы! — он бродит
По печальным берегам
Той реки, с которой к нам
Вновь никто уж не приходит.
прочь из глаз, скорее ночь,
Ты, что мчишь в Аид с собою
Всё, что блещет красотою!
Этот ласковый тобою
Похищенный воробей!
О судьба! О мой несчастный!
Чрез тебя глаза прекрасной
Милой девушки моей
От горючих слез распухли,
Покраснели и потухли.

Звучный голос раздается
Ярославны молодой.
Стоном горлицы несется
Он пред утренней зарей:
‘Я быстрей лесной голубки
По Дунаю полечу —
И рукав бобровой шубки
Я в Каяле обмочу:
Князю милому предстану
И на теле на больном
Окровавленную рану
Оботру тем рукавом’.

Так в Путивле, изнывая,
На стене на городской
Ярославна молодая
Горько плачет пред зарей:

‘Ветер, что ты завываешь
И на крыльях на своих
Стрелы ханские вздымаешь,
Мечешь в воинов родных?
Иль тебе уж на просторе
Тесно веять в облаках,
Корабли на синем море
Мчать, лелеять на волнах?
Для чего ж одним размахом
Радость лучшую мою
Ты развеял легким прахом
По степному ковылю?’

Так в Путивле, изнывая,
На стене на городской
Ярославна молодая
Горько плачет пред зарей:

‘Днепр мой славный, ты волнами
Горы крепкие пробил,
Половецкими землями
Путь свой дальний проложил;
На себе, сквозь все преграды,
Ты лелеяла, река,
Святославовы насады
До улусов Кобяка.
О, когда б ты вновь примчала
Друга к этим берегам,
Чтобы я к нему не слала
Слез на море по утрам!’

Так в Путивле, изнывая,
На стене на городской
Ярославна молодая
Горько плачет пред зарей:

‘Солнце ясное трикраты!
Всем ты красно и тепло!
Для чего лучом утраты
Войско милого сожгло?
Для чего в безводном поле
Жаждой луки им свело
И, что гнет тоски-недоли,
На колчаны налегло?’

(Я. П. Полонскому.)

Кони мчатъ, гремитъ телега,
Колокольчикъ дребезжитъ:
Отъ ночлега до ночлега
Путь навстр?чу мн? б?житъ.

Но ни л?са, ни стремнины,
Ни пригорка въ сторон?:
Безпред?льныя равнины
Разстилаются одн?.

Всюду поле, всюду поле,
Поле ровное лежитъ
И лишь в?теръ въ буйной вол?
Пышной жатвою шумитъ.

И ч?мъ дальше, т?мъ скучн?е
Т?мъ полей печальн?й видъ;
И ч?мъ дальше, т?мъ грустн?е
Колокольчикъ дребезжитъ.

Духъ томится, сердце дремлетъ,
Изнурённое борьбой
И просторъ меня объемлетъ
Безглагольной пустотой.

Солнце палило, сжигало окрестныя нивы;
Въ неб? ни облачка; птицы забилися въ гн?зда.
Тщетно прохожій, измученный дальней дорогой.
Зноемъ и жаждой, старался укрыться подъ т?нью
Изъ придорожныхъ, ронявшихъ въ сухую канаву
Рано-поблёкшіе, пылью покрытые листья:
Т?нь не давала прохлады. Песокъ раскалился:
Мелкою, ?дкою пылью пропитанный воздухъ,
Тихо волнуясь, какъ озеро въ л?тнее утро,
Жогъ воспалённое, вялое т?ло — и даже
Овцы, склонивъ утомлённыя головы долу
И живописно ст?снившись у самой дороги,
Жадно искали прохлады подъ собственной т?нью.
Прячась одна за другою, скрываясь отъ зноя.
Вотъ ужь нед?ля, какъ дождь благотворной росою
Ныли съ увядшей травы не смывалъ и прохладный
В?теръ не дулъ по полямъ, осв?жая природу:
Воздухъ, животныя, люди, вода и растенья —
Всё умирало отъ зноя, предв?стника бури,
Всё умирало — и буря ужё собиралась…

На двор? темно и грязно,
В?теръ ивами шумитъ
И въ окно однообразно
Дождикъ хлещетъ и стучитъ.

Я подс?лъ къ окну — и слышу
Тихій шорохъ надъ собой:
То вода течётъ подъ крышу
Водосточною трубой.

Темно въ комнат? холодной,
Вкругъ ни звука — всё молвить,
Лишь въ углу сверчёкъ голодный,
Надрывайся, кричитъ.

Вотъ прояснило немножко —
Св?тъ зажогся въ сторон?,
Отразился сквозь окошко
И заб?галъ по ст?н?:

Обогнувши изгороду,
Кто-то вышелъ съ фонарёмъ
И сквозь темень-непогоду
Пробирается съ трудомъ.

Кто онъ, путникъ одинокой?
Тяжелы его шаги:
Что ни шагъ — въ грязи глубокой
Тяжко вязнутъ сапоги.

Онъ ступаетъ осторожно,
Осв?щённый фонарёмъ;
Онъ тоскливо и тревожно
Озирается кругомъ.

Онъ плетётся стороною:
Онъ ворчитъ: усталъ горюнъ —
И заботливой рукою
Подбираетъ свой зипунъ.

Но и этотъ св?тъ далёкій.
Видно, в?теръ потушилъ —
И окрестность мракъ глубокій
Снова залилъ, затопилъ.

В?теръ стонетъ, в?теръ злится,
Дождикъ въ стёкла такъ и бьётъ
И лишь слышно, какъ бранится
Запоздалый п?шеходъ.

Меня пресл?дуетъ какой-то демонъ злой,
Хотя я самъ ещё назвать его не знаю;
Какая-то тоска треволгитъ мой покой —
И я скорблю, досадую, страдаю.

Какъ в?теръ осенью поблёкшіе листы
Разноситъ по полямъ, но дебрямъ, но дорог?,
Такъ радости мои, надежды и мечты
Разв?яли житейскія тревоги.

Мн? некого любить — мн? некуда идти!
Что въ сердц? безъ огня, разбитомъ и уснувшемъ?
И вотъ я, какъ б?глецъ, на жизненномъ пути
Стою одинъ — одинъ съ своимъ минувшимъ.

Встаютъ предо мною Карпатскія горы,
Всё выше, син?й, надъ грядою гряда
И манятъ куда-то усталые взоры,
Куда-то далёко, куда-то — туда,
Гд? в?теръ шумитъ, да гуляютъ мятели,
Гд?, съ буйною вьюгою въ в?чной борьб?,
На скатахъ качаются чорныя ели
И машутъ в?твями и манятъ къ себ?;
Гд? всё неприв?тно, пустынно и дико,
Гд? только кружится пернатыхъ владыко,
Могучій орёлъ, да со ската на скатъ,
Весь въ п?н? и брызгахъ, гремитъ водопадъ.
Утёсы нависли надъ самой дорогой,
Что въ круч? скалистой пробилась съ трудомъ,
Зм?ёй проползла надъ медв?жьей берлогой
И л?пится рядомъ съ орлинымъ гн?здомъ.

Любовь! Какъ звучно это слово,
Залогъ прекраснаго всего!
И какъ всегда св?жо и ново
Оно для сердца моего —
Звучитъ какъ п?сня неземная,
Молитва пери молодой,
Когда, склонившись головой.
Въ дверяхъ потеряннаго рая
Стоитъ безмолвная она,
Въ свои мечты погружена.

Люблю я въ позднемъ сентябр?
Сид?ть и гр?ться предъ каминомъ,
Когда погода на двор?
Бушуетъ грознымъ властелиномъ.
Когда въ окошко дождь стучитъ,
По стёкламъ струйками сб?гая,
Или слезинками дрожитъ,
Одна другую нагоняя.
А въ пол? в?теръ, между-т?мъ,
Какъ зв?рь голодный, завываетъ
И словно сердится — зач?мъ
Его погр?ться не пускаютъ.
И много, много разныхъ думъ,
Одна см?няйся другою,
Тогда приходитъ мн? на умъ:
Сижу — и думаю, порою,
Что въ это время кто-нибудь
Сквозь мракъ и дождь, въ ямской телег?,
Быть-можетъ ?детъ въ дальній путь,
Не см?я мыслить о ночлег?.
Напрасно онъ воротникомъ
Лицо отъ в?тра закрываетъ;
Шинель, пробитая дождёмъ,
Его давно не защищаетъ.
И возникаютъ предо мной
Необозримыя Карпаты
И нашъ бивакъ во тьм? ночной,
И наши спящіе солдаты.
И снова сплю я подъ дождёмъ,
Въ грязи, подъ мокрою шинелью-
И снится мн? нашъ старый домъ,
Съ каминомъ, съ тёплою постелью.

Много зв?здочекъ сіяетъ
Въ неб? темно голубомъ,
И сверкаетъ, и играетъ
Переливнымъ серебромъ;

Но одна ихъ вс?хъ св?тл?е
Блещетъ сквозь ночную тьму,
Но одна ихъ вс?хъ мил?е,
Ближе сердцу моему:

Этимъ блескомъ въ мрак? ночи
Мн? мерцали чудо-очи
И мерцали мн? всегда,
Какъ знакомая зв?зда.

(Доброму другу и старому товарищу И. Я. Макарову.)

Одинъ я бродилъ по аллеямъ густымъ
Родного лицейскаго сада —
И снова мелькали предъ взоромъ моимъ
Деревья, дорожки, ограда:

Т? самыя липы, та ива, тотъ вязъ,
Подъ лиственной т?нью которыхъ
Такъ сладко мечталось — дремалось не разъ
Подъ ихъ нескончаемый шорохъ.

Но прежнему садъ былъ т?нистъ и угрюмъ,
По прежнему в?ялъ прохладой
И, полный какихъ-то таинственныхъ думъ,
Нависъ надъ высокой оградой;

И даже тропинка, любимая мной,
По прежнему въ чащ? терялась,
По прежнему въ ней извивалась зм?ёй
И ива надъ нею склонялась.

Гляд?лъ я — въ душ? всё ясн?й и ясн?й
Прошедшіе дни оживали
И милые образы старыхъ друзей
Опять предо мной возникали.

Они проносились одинъ за другимъ,
Какъ т?ни подъ пологомъ ночи,
Являлись и вновь исчезали, какъ дымъ
И снова гляд?ли мн? въ очи.

Я сердцемъ встр?чалъ ихъ, я сердцемъ сл?дилъ
Ихъ мирный полетъ — и, лел?емъ
Зав?тнымъ прошедшимъ, мечталъ и бродилъ
По тёмнымъ лицейскимъ аллеямъ.

Въ дорогу, въ дорогу! Ужь жизненный путь
Ковромъ предо мной разостлался.
Въ дорогу! Часы за часами б?гутъ,
А я ещё въ путь не собрался.

Но прежде ч?мъ путь свой избрать я р?шусь.
Мой путь, не богатый дарами,
Къ кому, какъ не къ вамъ, я душой обращусь?
И я преклоняюсь предъ вами —

Предъ вами, которые, зд?сь до меня
Росли въ этомъ самомъ Лице?,
Зд?сь такъ же мечтали въ саду, какъ и я
И можетъ-быть въ этой алле?;

А нын?, во славу родимой земли,
Проп?въ п?сни в?щія міру,
Въ сырую могилу съ собой унесли
П?нокъ и разбитую лиру.

Къ кому я изъ д?тства стремился душой
И чьи благородныя т?ни
Незримо витаютъ теперь надо мной,
Покинувъ могильныя с?ни.

И ты, возмужавшій въ безв?стной тиши,
Людей сердцев?децъ великой.
Чьё слово проникло въ тайникъ ихъ души
И сд?лалось думъ ихъ владыкой.

Творецъ «Ревизора», п?вецъ; Вечеровъ».
Степей подн?провскихъ и С?чи;
Кто, полнъ вдохновенья, уже былъ готовъ
Начатъ величавыя р?чи —

И славное имя въ безсмертья скрижаль
Вписавшій чертами созданья,
Въ которомъ улыбка скрываетъ печаль
И см?хъ заглушаетъ рыданья!

И ты, многодумный поэтъ и п?вецъ
П?вца вдохновеннаго Тасса,
Украсившій барда лавровый в?нецъ
Цв?тами съ родного Парнаса.

Поэтъ и п?вецъ исполина Петра.
Реформъ его славныхъ и плановъ;
П?вецъ имъ свершоннаго въ жизни добра,
Невы и полтавскихъ кургановъ!

И ты, живописецъ неправды людской,
Расказчикъ вседневныхъ д?яній,
Интригъ измельчавшихъ и см?си см?шной,
А съ ними и слёзъ и страданій!

П?вецъ Малороссіи милой своей,
Съ ея в?ковыми садами,
Гд? въ кущ? черёмухъ поётъ соловей
И в?теръ играетъ листами.

П?вецъ ея неба, полей и л?совъ,
Съ крестами ея у дороги
Надъ прахомъ умершихъ въ пути чумаковъ,
Вдали отъ родимой берлоги!

Широкій путь жизни ужь манитъ давно
Меня на борьбу и тревогу.
Часы прозвучали — и такъ р?шено —
Въ дорогу, въ дорогу, въ дорогу!

Н?тъ драгоц?нн?й въ мір? дара,
Какъ наша молодость, друзья!
Она, какъ свадебная чара,
Полна зав?тнаго питья.

И этой чары драгоц?нной,
Нашъ лучшій жизненный фіалъ,
За вс? сокровища вселенной
Никто изъ насъ бы не отдалъ.

Пока мы молоды — безпечно
За наслажденьями сп?шимъ,
И, наслаждаясь безконечно,
Тогда лишь знаемъ ц?ну имъ.

И мы сбираемся за чашей,
Усыплены, упоены
И только молодости нашей
Не знаемъ истинной ц?ны.

Пока мы молоды — мы любимъ,
Мы можемъ истинно любить
И въ сердц? страсть свою голубимъ,
Хоть и разлюбимъ, можетъ быть.

И мы кидаемся навстр?чу
Тому, что сердце шевелитъ:
Б?жимъ за славой, мчимся въ с?чу
И жизнь въ насъ пышетъ и кипитъ.

Такъ будемъ жить и наслаждаться,
Пока мы молоды ещё,
Пока намъ не съ к?мъ разставаться.
Пока въ насъ сердце горячо.

И такъ сберёмся внов? за чашей,
И будемъ пользоваться вновь
Нравами молодости нашей —
Любить и п?ть свою любовь!

Къ «Русскимъ Поэтамъ».

Вамъ, чистые сердцемъ, вамъ, любящимъ Русь,
Съ ея озерами — морями,
Съ ея неогляднымъ просторомъ іюлей,
Съ ея городами, р?ками,

Съ ея благодушнымъ народомъ, волной
Залившимъ отъ края до краю
Равнины и степи родимой земли —
Намъ новый мой трудъ посвящаю!

Вс? эти жемчужины чистой воды,
Вс? эти крупицы-топазы,
Что также, какъ жемчугъ, играютъ, горятъ
И блещутъ порой, какъ алмазы,

Я бережно собралъ — и нын? на судъ
Несу ихъ въ убогой кошниц?:
Да славится жемчугъ! да снидетъ хвала
И къ блещущей искрой крупиц?!

Уже одиннадцать часовъ
Къ сос?дней комнат? пробило
И стукъ колёсъ, и шумъ шаговъ —
Всё близкій полдень возв?стило.
Ужь св?тъ дневной со вс?хъ сторонъ
Сквозь щели ставень проникаетъ
И въ нёмъ пылинокъ милліонъ
Кружится, блещетъ и играетъ —
Да дв?-три мухи, чуя день,
Едва пригр?тыя весною.
Тревожа сладостную л?нь,
Жужжать, кружатся надо мною:
А я не въ силахъ отогнать,
Стряхнуть съ себя полудремоты,
Чтобъ міръ вид?ній пром?нять
На ежедневныя заботы.

Друзья разошлись. На стол? предо мною
Стоялъ недопитый бокалъ
И, п?нясь, своей безконечной игрою
Мечту за мечтой нав?валъ.

Душа утопала въ потокахъ сіянья,
Стремилась въ нев?домый міръ —
И тамъ, далеко, на краю мірозданья
Носилась, легка какъ э?иръ.

И мысли мои уносились далёко —
Въ равнины, гд? пальмы шумятъ,
Гд? пышно межь листьевъ, подъ солнцемъ востока,
Горитъ золотой виноградъ.

И мн? представлялись равнины Шампаньи
Он? разстилались вдали.
Я вид?лъ довольство, я вид?лъ старанье
И — вм?ст? — всю щедрость земли.

Вся область слилася въ одинъ виноградникъ,
Въ одинъ нескончаемый л?съ —
И дивенъ и чуденъ былъ этотъ разсадникъ
Чудеснаго дара небесъ.

Палящее солнце играло лучами
На вызр?вшихъ, сочныхъ гроздахъ,
А в?теръ прохладный, шумя межь листами,
Качалъ ихъ на гибкихъ лозахъ.

Вдали возвышаются синія горы,
Шумятъ на горахъ т?хъ л?са —
За ними видн?ется что-то, но взоры
Лишь видятъ одни небеса.

Среди виноградниковъ св?тлой каймою
Р?ка извиваясь течётъ.
Поитъ ихъ своею прозрачной волною
И п?нитъ, и плещетъ, и бьётъ.

И я на поляну — на этотъ избытокъ —
Съ какимъ-то восторгомъ гляд?лъ
И думалъ невольно про чудный напитокъ,
Который въ бокал? кип?лъ.

Тамъ, гд? Литинъ прозябаетъ
Челов?честву въ позоръ,
Тамъ, гд? градомъ заправляетъ
Изув?ченный майоръ,
Гд? средь гибельныхъ прим?ровъ
Юдко нажилъ капиталъ —
Тамъ полковникъ офицеровъ
Салютовк? обучалъ.

И, откинувъ вс? уловки,
Имъ съ улыбкой говорилъ:
» Господа, для салютовки
Я сюда васъ пригласилъ.
Отъ опасности сраженья,
Отъ горячекъ и невзгодъ
Васъ, безъ всякаго сомн?нья,
Салютовка не спасётъ.

«Ни отъ б?дствій караула,
Гд? такъ холодно зимой,
Ни дивана н?тъ, ни стула,
Гд? отравленъ вашъ покой,
Ни отъ крику нашихъ старцевъ,
Командировъ въ свой черёдъ,
Ни отъ н?шихъ ординарцевъ
Салютовка не спасётъ.

«Но когда неугомонный
Нашъ мучитель, нашъ Пилатъ
На кампаментъ дивизьонный
Прикатитъ къ намъ не впопадъ
И начнётъ но-взводно шагомъ
Передъ носомъ васъ водить
И — къ другимъ возможнымъ благамъ —
За?зжать къ себ? велитъ;

«То тогда отъ б?дъ случайныхъ,
Предназначенныхъ инымъ,
Отъ по?здокъ чрезвычайныхъ
По гаубтвахтамъ полковымъ,
Отъ обычныхъ распеканій
И отъ многихъ, многихъ сотъ
Остроумныхъ зам?чаній
Салютовка васъ спасётъ!»

Давно мн? не въ радость сіянье лазури,
Давно я брожу одинокъ:
На жизненномъ мор? житейскія бури
Разбили мой б?дный челнокъ.

А я такъ над?ялся, такъ порывался
Сразиться съ гнетущей судьбой,
Такъ долго челнокъ мой направить старался
На встр?чу волн? роковой.

Собравши обломки, я чолнъ мой исправилъ
И снова предался волнамъ;
Но опытъ тяжолый смириться заставилъ,
Заставилъ не в?рить мечтамъ.

И вотъ, искушонныи житейской невзгодой,
Чуть съ в?тромъ заспоритъ ладья,
Уже не о новой борьб? съ непогодой —
О пристани думаю я.

И кажется мн?, что живое участье
Тамъ ждётъ меня посл? трудовъ
Что гд?-то въ дали улыбается счастье
И въ пристань войти я готовь.

Ура! объявлена война.
Готова писчая бумага,
Въ рук? перо, въ груди отвага,
Въ ум? задача р?шена.
Я грудь бумажною бронёю,
Какъ кр?пкимъ панциремъ, покрою,
Стальнымъ перомъ вооружусь —
И на враговъ пойду войною,
И докажу имъ, что гожусь
И на отпоръ и на атаку:
Я устремлюсь на забіяку,
Все низпровергну, разгромлю,
И, какъ Египетъ воды Нила,
Враждебный лагерь затоплю
Потокомъ смраднаго чернила;
Иль самъ, израненый, паду,
И, затаивъ свои мученья,
Въ р?к? позорнаго забвенья
Конецъ безвременный найду.

Выступаютъ Лейбъ-Уланы:
Трубачи трубятъ;
Вьются б?лые султаны;
Флюгера шумятъ.

Впереди штандартъ сіяетъ
Утренней зв?здой;
В?теръ бережно играетъ
Тканью золотой.

Рвутся кони боевые
И, какъ сн?гъ б?ла,
П?на, падая, стальныя
Мочитъ удила.

Передъ ними гладь-дорога
Стелется зм?ёй…
Проходило много, много
По дорог? той:

Проходили исполины
На далёкій югъ,
Черезъ степи и равнины,
За Лиманъ и Бугъ…

Гд?, од?янъ чудной славой —
Честь родной земли —
Севастополь величавый
Высится въ дали.

Тамъ ихъ думы и желанья…
И, какъ въ оны дни,
Взоромъ, полнымъ упованья,
Въ даль глядятъ они —

Въ даль залитую пожаромъ
Нашихъ городовъ,
Низпровергнутыхъ ударомъ
Вражескихъ громовъ —

Въ даль, подёрнутую мглою
Бранныхъ непогодъ,
Зломъ нависшихъ надъ землёю,
Надъ пучиной водъ…

Выступаютъ Лейбъ-Уланы:
Трубачи трубятъ;
Вьются б?лые султаны;
Флюгер? шумятъ.

Ура, гвардейскіе Уланы!
Кто не слыхалъ про молодцовъ?
Не даромъ помнятъ басурманы
Про нашихъ д?довъ и отцовъ.

Не даромъ кровью и трудами
Мы заслужили у царя
Штандарты съ б?лыми крестами
И трубы — вс? изъ серебра.

Кто не слыхалъ, какъ Лейбъ-Уланы
Дрались въ дв?надцатомъ году?
То были вихри-ураганы:
Б?да была имъ не въ б?ду.

Бывало, дня не проходило,
Чтобъ наши не были въ огн?,
Чтобъ утро ихъ не захватило
Готовыхъ къ бою, на кон?.

И вихремъ мчались Лейбъ-Уланы
На басурманскіе ряды —
И кровью смоченныя раны
Обозначали ихъ сл?ды.

Хотя теперь межь нашихъ хватовъ
Не видно прежнихъ стариковъ.
Но въ ихъ преемникахъ-собратахъ
Всё тотъ же духъ, всё та же кровь.

Такъ выступайте жь, басурманы!
Мы вамъ покажемъ въ добрый часъ.
Что за народецъ Лейбъ-Уланы,
Что значить гвардія у насъ!

Есть на Руси полки лихіе —
Не даромъ слава ихъ громка;
Но н?тъ у матушки Россіи
Славн?й Изюмскаго полка!

Теб? — храбр?йшій изъ храбр?йшихъ —
Теб?, нашъ полкъ, теб? прив?тъ!
Пусть доживётъ времёнъ поздн?йшихъ
Могучій громъ твоихъ поб?дъ!

Ужь дв?сти л?тъ твои знамени
Ведутъ къ поб?д? на враговъ
Лихіе сотни, эскадроны
Твоихъ воинственныхъ сыновъ.

Какими дальними землями
Къ поб?дамъ ты не проходилъ?
Какими св?тлыми водами
Коней своихъ ты не поилъ?

Какія битвы не видали
Твоихъ знамёнъ? какихъ нолей
Шипы стальные не топтали
Твоихъ стремительныхъ коней?

И въ чорной шайк?, съ пикой длинной,
Въ казачьемъ синемъ чекмен?,
Брянча винтовкою старинной,
На пышно-гривомъ скакун? —

Ты такъ же мчался, легче лани,
И билъ враговъ въ своихъ степяхъ,
Какъ и въ червонномъ доломан?,
Съ булатной саблею въ рукахъ.

Везд?, гд? только межь рядами
Свист?лъ губительный металлъ,
Гд? только кровь лилась р?ками —
Везд? ты былъ и поб?ждалъ.

Въ Лиманъ въ челнахъ своихъ спускался,
Громилъ поляковъ и татаръ.
И шумной лавою врывался
Въ ряды свир?пыхъ янычаръ.

Везд? коней твоихъ видали,
Баранью шапку на бекрень
И бранный блескъ дамасской стали,
И кровью залитый чекмень.

Не разъ врубался въ батальоны,
Слеталъ на пушки, какъ перунъ
И опрокидывалъ колонны
Наполеоновскихъ драгунъ:

Везд? твой ментикъ темно-синій
И твой червонный доломанъ
Грозой мелькали между линій
Враговъ вс?хъ націй и вс?хъ странъ.

То за Дн?промъ, не зная страха,
Ты штурмовалъ Кизы-Кермень;
То билъ отряды Шлиппенбаха,
Среди лифляндскихъ деревень;

То жогъ аулы Дагестана,
Громилъ воинственныхъ Донцовъ,
Иль отражалъ Дундука-Хана,
Вождя калмыцкихъ удальцовъ;

Былъ подъ Л?снымъ и подъ Полтавой,
Сражался съ прусскимъ королёмъ,
И за Кагулъ леталъ за славой
Съ Екатерининскимъ орломъ;

Пултускъ, Эйлау и Балканы,
И партизанскіе бои,
И Бородинскіе курганы
Штандарты вид?ли твои,

И даже разъ Парижъ смятённый
Въ своихъ прославленныхъ ст?нахъ
Видалъ твой доломанъ червонный,
Твой синій ментикъ въ галунахъ.

И сколько храбрыхъ и изв?стныхъ
Вождей въ бояхъ тебя вели,
И сколько подвиговъ чудесныхъ
Въ скрижаль исторіи внесли!

И Квитка, въ битвахъ пос?д?лый,
Капнистъ, Шидловскіе — бойцы,
И Краснокутскій — воинъ см?лый,
И Захаржевскіе-Донцы,

И Хорватъ, что въ степи Уральской
Такъ страшенъ былъ бунтовщикамъ,
Принцъ Фридрихъ Гессенъ-Филинстальскій,
Графъ Паленъ, Зоричь, Миріамъ —

И Бенингсенъ, судьбой хранимый
Для битвъ иныхъ, въ стран? иной,
И графъ Долонъ неустрашимый.
И незабвенный графъ Толстой,

И онъ — достойный сынъ отчизны,
Нашъ славный Дороховъ-герой,
Что совершилъ такъ много въ жизни
Геройскихъ подвиговъ съ тобой!

Везд?, гд? только бой кровавый
Кип?лъ губительн?й, сильн?й
И звалъ отважнаго за славой,
Сквозь ужасъ тысячи смертей —

Везд? онъ былъ — всегда холодный,
Всегда въ губительномъ огн?,
Сверкая сталью благородной,
Леталъ на с?ромъ скакун?.

Когда-жь къ рядамъ полка родного
Онъ снова нёсся, какъ стр?ла,
Всегда съ клинка его стального
Струя кровавая текла.

Но и его взяла могила,
Земля холодная взяла….
Но слава имя сохранила
И прахъ его пережила.

Но если онъ и умеръ т?ломъ,
Всё духъ его въ насъ не умрётъ:
И если звукъ трубы предъ д?ломъ
Насъ вновь къ штандартамъ призовётъ,

Тогда, отважные Изюмцы,
Мы вновь помчимся на враговъ,
И пусть изв?даютъ безумцы,
Всё та же ль въ насъ играетъ кровь,

Всё такъ же ль гибельны удары,
Какъ прежнихъ рукъ въ былые дни!
И всё ль мы прежніе гусары,
Какими знали насъ они!

Проб?жавъ по струнамъ,
Золотымъ п?вунамъ,
Не жал?ю ни груди, ни глотки:
И сіяй, и св?тл?й
Незабвенный Лицей,
Знаменитый Лицей Безбородки!

Гд? окр?пъ, возмужалъ
Тотъ, кто выше похвалъ,
Дивный Гоголь, изъ геніевъ геній,
Гд? Торкватовъ п?вецъ,
Ужь мечталъ про в?нецъ,
Гд? трудился Гребёнка Евгеній.

Гд? Рославскій корп?лъ,
Гд? Пётръ Р?дкинъ пот?лъ
Надъ латынью сухой, гд? Базили
О Эллад? мечталъ
И гд? росъ-выросталъ
Кр?пко-т?лый Домбровскій Василій.

Гд? Миклуха, Собко
Усвояли легко
Математики высшей начала
И гд? въ мрак? ночей
Проработалъ надъ ней
Нашъ Журавскій Димитрій не мало.

Гд? Иванъ Лашнюковъ
На кропанье стиховъ
Пром?нялъ упражненья въ латын?,
И гд?, полонъ любви,
Вс? надежды свои
Созидалъ Эккебладъ на Троцин?.

И св?тл?й, и сіяй
Дорогой «Неминай»,
Украшеніе Н?жина-града!
Пусть бутылки твои
Съ искрометнымъ аи
Возростутъ до библейскаго стада!

Гд? вашъ Шкода Иванъ
Минестр?ль и баянъ,
Нашъ Конисскій, Шрамченко, Макаровъ
Напивались со мной
До того, что, порой,
Принимали людей за омаровъ.

Западъ вспыхнулъ огнёмъ:
За сос?днимъ холмомъ
Догоралъ — такъ роскошенъ и н?женъ —
Умирающій день —
И вечерняя т?нь
Ос?няла безжизненный Н?жинъ.

Огоньки кое-гд?;
Но какъ пусто везд?
На ристалищахъ Н?жина-града;
Всё заснуло кругомъ,
Лишь подъ чьимъ-то окномъ
Замирала въ дали серенада.

Это онъ и она!
Чуть зажжотся луна —
Ужь, съ дрянною гитарой подъ мышкой,
Онъ стоитъ у воротъ,
И брянчитъ, и поётъ —
И см?ётся она надъ мальчишкой.

Да извощикъ домой
Про?зжалъ стороной;
У трактира похрюкивалъ боровъ,
Да какой-то б?днякъ,
По дорог? въ кабакъ,
Пробирался близь длинныхъ заборовъ.

Да въ стеклянныхъ дверяхъ
Появлялся въ очкахъ
Дорогой властелинъ «Неминая»,
И гляд?лъ на востокъ,
И сморкался въ платокъ,
Понапрасно гостей поджидая.