юлия друнина — стихи о войне

Да, многое в сердцах у нас умрет, Но многое останется нетленным: Я не забуду сорок пятый год — Голодный

Хочу,чтоб как можно спокойней и суше Рассказ мой о сверстницах был… Четырнадцать школьниц — певуний

Я принесла домой с фронтов России Веселое презрение к тряпью — Как норковую шубку, я носила Шинельку

Машенька, связистка, умирала На руках беспомощных моих. А в окопе пахло снегом талым, И налет артиллерийский стих.

Я порою себя ощущаю связной Между теми, кто жив И кто отнят войной. И хотя пятилетки бегут Торопясь

Глаза бойца слезами налиты, Лежит он, напружиненный и белый, А я должна приросшие бинты С него сорвать

До сих пор не совсем понимаю, Как же я, и худа, и мала, Сквозь пожары к победному Маю В кирзачах стопудовых дошла.

Я ушла из детства в грязную теплушку, В эшелон пехоты, в санитарный взвод. Дальние разрывы слушал и не

В семнадцать совсем уже были мы взрослые — Ведь нам подрастать на войне довелось… А нынче сменили нас

Я живу, президент, В пресловутой “империи зла” — Так назвать вы изволили Спасшую землю страну… Наша юность

Я родом не из детства — из войны. И потому, наверное, дороже, Чем ты, ценю я радость тишины И каждый

Я курила недолго, давно — на войне. (Мал кусочек той жизни, но дорог!) До сих пор почему-то вдруг слышится

Убивали молодость мою Из винтовки снайперской, В бою, При бомбежке И при артобстреле… Возвратилась с

Целовались. Плакали И пели. Шли в штыки. И прямо на бегу Девочка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу.

На улице Десантников живу, Иду по Партизанской за кизилом. Пустые гильзы нахожу во рву — Во рву, что

Мир до невозможности запутан. И когда дела мои плохи, В самые тяжелые минуты Я пишу веселые стихи.

Мне близки армейские законы, Я недаром принесла с войны Полевые мятые погоны С буквой «Т» — отличьем старшины.

За утратою — утрата, Гаснут сверстники мои. Бьет по нашему квадрату, Хоть давно прошли бои.

И откуда Вдруг берутся силы В час, когда В душе черным-черно?.. Если б я Была не дочь России, Опустила

Мы стояли у Москвы-реки, Теплый ветер платьем шелестел. Почему-то вдруг из-под руки На меня ты странно

1

Неужто для того рождались люди, Чтоб мир порос забвения травой?.. Уже Четвёртой Мировой не будет — Лишь

Качается рожь несжатая. Шагают бойцы по ней. Шагаем и мы-девчата, Похожие на парней.

Били молнии. Тучи вились. Было всякое на веку. Жизнь летит, как горящий «виллис» По гремящему большаку.

Из окружения, в пургу, Мы шли по Беларуси. Сухарь в растопленном снегу, Конечно, очень вкусен.

Есть особая грусть В этой древней земле — Там, где маки в пыли, Словно искры в золе, И где крокусов синие

Я только раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот

На носилках, около сарая, На краю отбитого села, Санитарка шепчет, умирая: — Я еще, ребята, не жила…

Мне ещё в начале жизни повезло, На свою не обижаюсь я звезду. В сорок первом меня бросило в седло, В

Ветер рвет светло-русую прядку, Гимнастерка от пыли бела. Никогда не была ты солдаткой, Потому что солдатом была.

Нет, мой отец погиб не на войне — Был слишком стар он, чтобы стать солдатом, В эвакуации, в сибирской

И горе красит нас порою (Сложны законы красоты) В простом лице оно откроет Вдруг утончённые черты.

Не знаю, где я нежности училась, — Об этом не расспрашивай меня. Растут в степи солдатские могилы, Идет

Пожилых не помню на войне, Я уже не говорю про старых. Правда, вспоминаю, как во сне, О сорокалетних

Побледнев, Стиснув зубы до хруста, От родного окопа Одна Ты должна оторваться, И бруствер Проскочить

«В шинельке, перешитой по фигуре, Она прошла сквозь фронтовые бури…» — Читаю и становится смешно: В те

Когда стояла у подножья Горы, что называют «Жизнь», Не очень верилось, что можно К её вершине вознестись.

Мне претит пресловутая «женская слабость». Мы не дамы, мы русские бабы с тобой. Мне обидным не кажется

Нет, это не заслуга, а удача Стать девушке солдатом на войне. Когда б сложилась жизнь моя иначе, Как

В слепом неистовстве металла, Под артналетами, в бою Себя бессмертной я считала И в смерть не верила свою.

На втором Белорусском еще продолжалось затишье, Шел к закату короткий последний декабрьский день.

Когда, забыв присягу, повернули В бою два автоматчика назад, Догнали их две маленькие пули — Всегда стрелял

Брест в сорок первом. Ночь в разгаре лета. На сцене — самодеятельный хор. Потом: «Джульетта, о моя Джульетта!

Сегодня на трибуне мы — поэты, Которые убиты на войне, Обнявшие со стоном землю где-то В свей ли, в зарубежной стороне.

Стираются лица и даты, Но все ж до последнего дня Мне помнить о тех, что когда-то Хоть чем-то согрели меня.

Приходит мокрая заря В клубящемся дыму. Крадётся медленный снаряд К окопу моему.

Мы любовь свою схоронили Крест поставили на могиле. «Слава Богу!» — сказали оба… Только встала любовь

Кто-то плачет, кто-то злобно стонет, Кто-то очень-очень мало жил… На мои замерзшие ладони голову товарищ положил.

Только что пришла с передовой Мокрая, замёрзшая и злая, А в землянке нету никого, И, конечно, печка затухает.