Виктор Гусев

(песня из кинофильма «В шесть часов вечера после войны»)

На вольном, на синем, на тихом Дону
Походная песня звучала.
Казак уходил на большую войну,
Невеста его провожала.

— Мне счастья, родная, в пути пожелай,
Вернусь ли домой — неизвестно. —
Казак говорил, говорил ей: — Прощай!
— Прощай! — отвечала невеста.

Над степью зажёгся печальный рассвет,
Донская волна засверкала.
— Дарю я тебе на прощанье кисет,
Сама я его вышивала.

Будь смелым, будь храбрым в жестоком бою.
За русскую землю сражайся
И помни про Дон, про невесту свою,
С победою к ним возвращайся.

(Степная-кавалерийская)

Полюшко-поле,
Полюшко, широко поле,
Едут по полю герои,
Эх, да Красней Армии герои!

Девушки плачут,
Девушкам сегодня грустно —
Милый надолго уехал,
Эх, да милый в армию уехал!

Девушки, гляньте,
Гляньте на дорогу нашу,
Вьётся дальняя дорога,
Эх, да развесёлая дорога!

Едем мы, едем,
Едем, а кругом колхозы,
Наши, девушки, колхозы,
Эх, да молодые наши сёла!

Только мы видим,
Видим мы седую тучу, —
Вражья злоба из-за леса,
Эх, да вражья злоба, словно туча!

Девушки, гляньте,
Мы врага принять готовы,
Наши кони быстроноги,
Эх, да наши танки быстроходны!

В небе за тучей
Грозные следят пилоты.
Быстро плавают подлодки.
Эх, да зорко смотрит Ворошилов!

Пусть же в колхозе
Дружная кипит работа,
Мы — дозорные сегодня,
Эх, да мы сегодня часовые!

Девушки, гляньте,
Девушки, утрите слёзы!
Пусть сильнее грянет песня,
Эх, да наша песня боевая!

Полюшко-поле,
Полюшко, широко поле,
Едут по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои!

Мой дед, — не знали вы его? —
Он был нездешних мест.
Теперь за тихою травой
Стоит горбатый крест.
Хоть всем по-разному любить,
Никто любви не чужд.
Мой дед хотел актёром быть
И трагиком к тому ж.
Он был горбат — мой бедный дед.
Но тем, кого увлёк
Высокой рампы нежный свет,
Не знать других дорог.
Ведь если сердце на цепи —
Ту цепь не будешь рвать.
И дед суфлёром поступил —
Слова других шептать.
Лилось мольеровских острот
Крепчайшее вино,
И датский принц горел костром,
Велик и одинок.
И каждый вечер зал кипел,
Смеялся и рыдал,
И лишь суфлёр своих цепей
Всю жизнь не разорвал.
Вино! — Ты избавитель
От тяжести судьбы.
Мой бедный дед, простите,
Он пьяницею был.
И в рваной кацавейке
Ходил, и пел, и пел:
«Судьба моя индейка,
Нерадостный удел.
Ей незнакома жалость.
Держись,
держись,
держись!»
Да!
Трагику досталась
Комическая жизнь.
И вечером, под градусом,
Он шёл, золы серей…
Цвела кудрявой радостью
Весенняя сирень.
И бодрый жук летал в саду,
Питаясь мёдом рос.
И дед искал свою звезду
Средь многих сотен звёзд.
— Звезда моя! Звезда моя!
Изменница! Согрей! —
Но над тоскою пьяною
Смеялася сирень.
И ночь по-прежнему цвела,
Красива и горда.
И кто же знает, где была
Коварная звезда?
А дед шагал в свою тюрьму,
В суфлёрский уголок,
И снились, может быть, ему
И Гамлет, и Шейлок.
Но пробил час, последний час,
В ночную глубину.
Костёр заброшенный погас,
Насмешливо мигнув.
И там, где тихая трава, —
Крест
С надписью такою:
«Раб божий Дмитриев Иван
Скончался от запоя».
Весна моя, весна моя,
Непрожитой мой день!
Цветёт всё та же самая
Кудрявая сирень.
И мы рядами на борьбу
Идём, забыв про страх,
И покорённую судьбу
Несём в своих руках.
Проходят дни, бегут года,
Как отблески зари,
И надо мной моя звезда
Приветливо горит.
Она любых огней сильней,
И пять у ней концов,
И умирает рядом с ней
Звезда моих отцов.

Не глядя на непогоду,
презирая протесты дождей,
Идут молодые художники
к полотнищам площадей.
Они не жалеют красок,
они не жалеют трудов,
И вспыхивают плакаты
на улицах городов.
И вот выплывает в небо
холодная луна.
Осталась до годовщины
короткая ночь одна.
И кажется мне —
начиная
пятнадцатый свой год,
Октябрьская революция
свершает ночной обход.
Она проверяет твердость
армии своей,
Она проверяет оружие,
она проверяет людей.
И прежде всего она спрашивает
каждого из нас:
— Под знаменем партии Ленина
идет ли рабочий класс? —
И мы отвечаем —
впрочем,
надо сказать точней —
Автомобили АМО
за нас отвечают ей,
Молодые кузнецкие домны
чугуном отвечают ей,
И ясли ей отвечают
ровным дыханьем детей.
Ее приветствуют школы
каракулями ребят,
Ей орденом салютуют
герои ударных бригад.
И хоть работы немало
и некогда им присесть,
— Вперед! —
говорит Революция.
И они отвечают:
— Есть…-
Она проходит дальше,
и спрашивает она:
— А что моя Красная Армия,
по-прежнему ли сильна? —
Вопрос ее затихает,
встреченный тишиной.
Нельзя говорить часовому,
а армия — часовой.
И это лучше ответа,
недаром вопят в ночи
Французские генералы,
бухарские басмачи.
Недаром сжимается злобно
в расшитых шевронах рука.
Овладевают техникой
дивизии РККА.
Умножь ее на соревнование
и силы попробуй учесть.
— Готовсь,-
говорит Революция.
И бойцы отвечают:
— Есть! —
Она проходит дальше,
и хочет она узнать:
Быть может, сошла на Европу
Гуверова благодать?
Но полицейские залпы
оттуда гремят в ответ.
Глотает газ безработный —
самый дешевый обед.
С грохотом рушатся биржи,
пылает банкиров закат.
— «Рот фронт»,-
говорят ей компартии
на сорока языках.
Миллионы угрюмых рабочих
они ведут за собой,
— В бой,-
говорит Революция.
И они отвечают:
— В бой! —
И дальше идет Революция.
И рапорт ей отдает
Мой девятьсот девятый.
довольно отважный год.
Он в призывных комиссиях
стоит, к обороне готов.
Его врачи выслушивают,
и он говорит — здоров.
И нам дают назначенье
и круглую ставят печать.
Наша приходит очередь
Республику защищать.
Мы, конечно, молоды,
но поступь у нас тверда.
— Вперед,-
говорит Революция.
И мы отвечаем:
— Да! —
Не глядя на непогоду,
презирая протесты дождей,
Идут молодые художники
к полотнищам площадей,
Они не жалеют красок,
они не жалеют трудов,
И вспыхивают плакаты
на улицах городов.
И вот выплывает в небо
холодная луна.
Осталась до годовщины
короткая ночь одна.

Были два друга в нашем полку.
Пой песню, пой.
Если один из друзей грустил,
Смеялся и пел другой.

И часто ссорились эти друзья.
Пой песню, пой.
И если один говорил: «Да!»
«Нет!» — говорил другой.

И кто бы подумать, ребята, мог, —
Пой песню, пой, —
Что был один из них ранен в бою,
Что жизнь ему спас другой.

И нынче их вызвал к себе командир.
Пой песню, пой.
«На Запад поедет один из вас,
На Дальний Восток другой».

Друзья улыбнулись. Ну что ж! Пустяк
Пой песню, пой.
«Ты мне надоел», — заявил один.
«И ты мне», — сказал другой.

А время отсчитывало часы.
Пой песню, пой.
Один из них прыгнул в автомобиль,
Сел в самолет другой.

Северный ветер кричал: «Крепись!»
Пой песню, пой.
Один из них вытер слезу рукавом ,
Ладонью смахнул другой.

В далекий дом в то утро весть пришла,
Сказала так: «Потеря тяжела.
Над снежною рекой, в огне, в бою
Ваш муж Отчизне отдал жизнь свою».
Жена замолкла. Слов не подобрать.
Как сыну, мальчику, об этом рассказать?
Ему учиться будет тяжело.
Нет, не скажу… А за окном мело,
А за окном седой буран орал.
А за окном заводы, снег, Урал.

И в школу тоже весть в тот день пришла.
Сказала: «Школьники потеря тяжела.
Отец Володи вашего в бою
Отчизне отдал жизнь прекрасную свою».
И сын об этом от товарищей узнал.
Сидел среди друзей, весь вечер промолчал.
Потом пошел домой и думал он: «Как быть?»
И матери решил не говорить.
Ведь нынче в ночь ей на завод идти.
Об этом скажешь — не найдет пути.

С тех пор о нем и вечером и днем
Они друг другу говорят как о живом,
И вспоминают все его слова,
И как он песни пел, как сына целовал,
И как любил скорей прийти домой, —
И он для их любви действительно живой.
Вот только ночью мать слезу смахнет,
В подушку сын украдкою всплакнет,
А утром надо жить, учиться, побеждать.

Как силу их сердец мне передать!