Юлия Жадовская

Всё ты уносишь, нещадное время, —
Горе и радость, дружбу и злобу;
Всё забираешь всесильным полетом;
Что же мою ты любовь не умчало?
Знать, позабыло о ней ты, седое;
Или уж слишком глубоко мне в душу
Чувство святое запало, что взор твой,
Видящий всё, до него не проникнул?

Не зови меня бесстрастной
И холодной не зови —
У меня в душе немало
И страданья и любви.
Проходя перед толпою,
сердце я хочу закрыть
Равнодушием наружным
Чтоб себе не изменить.
Так идет пред господином
Затая невольный страх,
Раб, ступая осторожно,
С чашей полною в руках.

Лучший перл таится
В глубине морской;
Зреет мысль святая
В глубине души.
Надо сильно буре
Море взволновать,
Чтоб оно, в бореньи,
Выбросило перл;
Надо сильно чувству
Душу потрясти,
Чтоб она, в восторге,
Выразила мысль.

Ты всюду предо мной: повеет ли весна,
Я чувствую тебя в ее отраде тайной;
Любуюсь ли цветком, я уж тоски полна, —
Я мыслю о тебе; забросит ли случайно
Холодная луна свой бледный луч ко мне,
Иль кроткая звезда вечерняя сияет, —
Всё это мне тебя, мой друг, напоминает.
Я плачу о тебе в печальной тишине.
Тоской, любовию, разлукою томима,
Вся жизнь моя — бессильная борьба…
Меня гнетет недуг неисцелимый
И неизбежный, как судьба…

Всё бы я теперь сидела да глядела!
Я глядела бы всё на ясное небо,
На ясное небо да на вечернюю зорю, —
Как заря на западе потухает,
Как на небе зажигаются звезды,
Как вдали собираются тучи
И по ним молнья пробегает…
Всё бы я теперь сидела да глядела!
Я глядела бы всё в чистое поле, —
Там, вдали, чернеет лес дремучий,
А в лесу гуляет вольный ветер,
Деревам чудные речи шепчет…
Эти речи для нас непонятны;
Эти речи цветы понимают, —
Им внимая, головки склоняют,
Раскрывая душистые листочки…
Всё бы я теперь сидела да глядела!..
А на сердце тоска, будто камень,
На глазах пробиваются слезы…
Как, бывало, глядела я другу в очи, —
Вся душа моя счастьем трепетала,
В моем сердце весна расцветала,
Вместо солнца любовь светила…
Век бы целый на него я глядела!..

Что так неожиданно
Взор твой оживлен
И такой невиданной
Нежностью зажжен?
Что тебе повеяло?
Иль былое, друг,
Что нас так лелеяло,
Налетело вдруг?
Иль тебе вновь видится
Ароматный сад?
Или снова слышится,
Как древа шумят,
Как заводит сладостно
Песню соловей —
И светло, и радостно
На душе твоей?
Будто ожидаешь ты
Снова сладких встреч,
Будто вновь внимаешь ты
Чудную ту речь…
И всесильной властию
Душу у тебя
Охватила страстию
Вновь любви змея?

Да, я вижу, — безумство то было:
В наше время грешно так любить
И души благодатные силы
Об единое чувство разбить.

Но, быть может, с тобой мы и правы:
Увлеклися в недобрый мы час,
Пылкой юности демон лукавый
Отуманил неопытных нас.

Думал ты, что любил меня страстно,
По тебе я сходила с ума;
Наша встреча могла быть опасна,
Я теперь это вижу сама.

Но едва очарованной чаши
Мы коснулись устами с тобой,
Как уж души разрознились наши
И пошел ты дорогой иной.

Горько было, я много страдала,
И в любовь моя вера прошла,
Но в то время я духом не пала —
Гордо, смело удар приняла.

А теперь уж и чувство погасло,
Стала жизнь и пуста, и темна;
И душа — как лампада без масла,
Догоревшая ярко до дна.

Во мгле печальных заблуждений,
В тяжелом сне душа была,
Полна обманчивых видений;
Ее тоска сомненья жгла.

Но ты явился мне: сурово
С очей души завесу снял,
И вещее промолвил слово,
И мрак сомненья разогнал.

Явился ты, мой гений грозный,
Разоблачил добро и зло,
И стало на душе светло —
Как в ясный день… зимы морозной…

Нет, никогда поклонничеством низким
Я покровительства и славы не куплю,
И лести я ни дальним и ни близким
Пред тем, что я всегда глубоко презирала,
Пред чем, порой, дрожат достойные, — увы! —
Пред знатью гордою, пред роскошью нахала
Я не склоню свободной головы.
Пройду своим путем, хоть горестно, но честно,
Любя свою страну, любя родной народ:
И, может быть, к моей могиле неизвестной
Бедняк иль друг со вздохом подойдет;
На то, что скажет он, на то, о чем помыслить,
Я, верно, отзовусь бессмертною душой…
Нет, верьте, лживый свет не знает и не смыслит,
Какое счастье быть всегда самим собой!..

…Я все хочу расслушать,
Что говорят оне,
Ветвистые березы,
В полночной тишине?..
Все хочется узнать мне,
Зачем их странный шум
Наводит мне так много,
Так много сладких дум?
Все хочется понять мне,
О чем в тени ветвей
Поет с таким восторгом
Волшебник-соловей? —
Вот отчего так долго,
Так долго и одна
В часы прохладной ночи
Сижу я у окна.
Вот отчего так часто
В беседе я живой
Вдруг становлюсь печальной,
Недвижной и немой.

Ах, бабушкин сад!
Как счастлив, как рад
Тогда я бывал,
Как в нем я гулял,
Срывая цветы
В высокой траве,
Лелея мечты
В моей голове…
Ах, бабушкин сад!
Живой аромат
Цветущих кустов;
Прохладная тень
Высоких дерев,
Где вечер и день
Просиживал я,
Где сладко меня
Лелеяла тень…
Ах, бабушкин сад!
Как был бы я рад
Опять погулять
Опять помечтать
В заветной тени,
В отрадной тиши —
Все скорбные дни,
Все горе души
На миг позабыть,
И жизнь полюбить.

Как мне вечером скучно одной,
Да притом же не в шутку больной!
Я б охотно послушала сказки,
Дождалась бы и глупой развязки;
А уж если бы песню кто спел,
Мой недуг бы как раз отлетел.
Мне работать, читать запретили.
Да еще бы хоть звезды светили!
Нет, в окошко, темна, холодна,
Ночь угрюмая смотрит одна;
Шумно сани порой проезжают,
Да у дома в потемках мерцают,
И лениво, и тускло горя,
Покривленные два фонаря.
С каждым часом минуты длиннее,
С каждым часом в душе холоднее.
Вот и песня… Спасибо тому,
Кто запел, невзирая на тьму, —
И не мыслит о том, не гадает,
Кто ему с наслажденьем внимает:
Для себя одного он поет
И по улице дальше идет…

П ***

Напрасно ты сулишь так жарко славу мне:
Предчувствие мое, я знаю, не обманет,
И на меня она, безвестную, не взглянет.
Зачем будить мечты в душевной глубине?

На бедный, грустный стих мне люди не ответят,
И, с многодумною и странною душой,
Я в мире промелькну падучею звездой,
Которую, поверь, не многие заметят.

Тихо я бреду одна по саду,
Под ногами желтый лист хрустит,
Осень льет предзимнюю прохладу,
О прошедшем лете говорит.
Говорит увядшими цветами,
Грустным видом выжатых полей
И холодными, сырыми вечерами, —
Всей печальной прелестью своей.
Так тоска душе напоминает
О потере наших лучших дней,
Обо всем, чего не возвещает
Эта жизнь — жестокий чародей!

Что в душу мне так дивно льется?
Кто шепчет сладкие слова?
Зачем, как прежде, сердце бьется,
Невольно никнет голова?.

Зачем отрадою нежданной
Опять я, грустная, полна?
Зачем весной благоуханной
В сны счастия погружена?

Надежд, уснувших так глубоко,
Кто разбудил кипучий рой?
Прекрасно, вольно и широко
Кто жизнь раскинул предо мной?

Или еще не отжила я
Моей весны всех лучших дней?
Или еще не отцвела я
Душой тревожною моей?

Много капель светлых
В сине море падает;
Много искр небесных
Людям посылается.
Не из каждой капли
Чудно образуется
Светлая жемчужина,
И не в каждом сердце
Искра разгорается
Пламенем живительным!

Люди много мне болтали
О тебе добра и худа;
Но на все пустые толки
Я с презреньем отвечала.
пусть кричат, что им угодно,
Про себя я говорила,
Мне всю правду сердце скажет:
Лучше всех оно сумеет
Различить добро и худо.
И с тех пор, как полюбила
Я тебя, прошло не мало
Дней веселых и печальных;
Разгадать же и теперь я
Не могу, как ни стараюсь,
Что в тебе я так любила;
То ли, что хвалили люди,
Или то, что осуждали?

Не твердил он мне льстивых речей,
Не смущал похвалою медовой
Но запало мне в душу навек
Его резко-правдивое слово…
Он по-своему как-то любил,
Но любил он глубоко и страстно!
Жизни он не считал никогда
Глупой шуткой иди даром напрасным.
Он порой предрассудки бранил,
Но в душе его не было злобы;
Слову честному, дружбе, любви
Он был верен и предан до гроба.
И хоть часто терзали его
Неудачи, враги и сомненья,
Но он умер с надеждой святой,
Что настанет пора обновленья.
Что поймет, наконец, человек
Что идет он дорогой лукавой,
И сознает неправду душой,
И воротит на счастие право…
Не твердил он мне льстивых речей,
Не смущал похвалою медовой
Но запало мне в душу навек
Его резко-правдивое слово…

Увы! и я, как Прометей,
К скале прикована своей, —
Мне коршун-горе сердце гложет,
И луч небесного огня
От рока не спасет меня
И цепь сорвать мне не поможет!

Ты на край небосклона далекий
Посмотри — там сбирается туча,
То предвестница бури жестокой,
И грозна, и темна, и могуча.

Набежит, пролетит! — беспощадно
Разрушенье прольет на пути;
Много жертв унесет она жадно,
Многим силы ее не уйти.

Пронесется бедою бывалой,
Смоет хижины бедных людей,
Вырвет с корнем деревьев немало,
Потрясет и дворцы богачей…

Но зато, что останется цело
После этой грозы роковой,
Может жить и покойно, и смело,
Наслаждаясь благой тишиной,

И очищенным воздухом вволю
Обновленною грудью дышать, —
И во всем божьем мире на долю
По желанью себе выбирать…

Н. Ф. Щербине

Боясь житейских бурь и смут,
Бежишь ты, грустный, от людей.
Ты ищешь сладостных минут
Под небом Греции твоей.
Но верь, и там тебя найдут
Людские ропот, плач и стон;
От них поэта не спасут
Громады храмин и колонн.
Себялюбиво увлечен
Ты блеском чувственной мечты, —
Прерви эпикурейский сон,
Оставь служенье красоты —
И скорбным братьям послужи.
За нас люби, за нас страдай…
И духа гордости и лжи
Стихом могучим поражай.

Уж теперь не то, что было прежде!
Грустно мне, как вспомню о былом:
Раскрывалась сладко грудь надежде
И мечтам о счастии земном.

В горе я вдавалась безотчетно,
Без сознанья радостна была
И вперед глядела беззаботно,
Не страшася ни людей, ни зла.

Уж теперь не то, что прежде было!
Равнодушно я гляжу на свет;
В сердце грустно стало и уныло,
И желаний прежних больше нет.

Жизнь теперь я лучше разумею:
Счастья в мире перестав искать,
Без надежды я любить умею
И могу без ропота терять.

Говорят — придет пора,
Будет легче человеку,
Много пользы и добра
Светит будущему веку.

Но до них нам не дожить
И не зреть поры счастливой,
Горько дни свои влачить
И томиться терпеливо…

Что ж? Закат печальных дней
Пусть надеждой озарится,
Что и ярче и светлей
Утро мира загорится.

А быть может, — как узнать? —
Луч его и нас коснется,
И придется увидать,
Как заря с зарей сойдется…

Ночь. Всё тихо. Только звезды
Неусыпные блестят
И в струях реки зеркальной
И мелькают, и дрожат;
Да порою пробегает
Легкий трепет по листам
Или сонный жук лениво
Прожужжит привет цветам.
Полно нам с тобой так поздно
Под деревьями сидеть
И с мечтой неисполнимой
Грустно на небо смотреть
И, как детям, любоваться
И звездами, и рекой:
О другом давно пора уж
Нам подумать бы с тобой.
Посмотри, ведь ты седеешь,
Да и я уж не дитя;
Путь далек, притом не гладок, —
Не пройдешь его шутя!
И не вечно будут звезды
Нам так ласково сверкать:
То и жди, беда, как туча,
Набежит на нас опять…
Вот и надобно подумать,
Чтобы нас она врасплох
Не застала, чтоб рассудок
Силы нам собрать помог,
Чтоб взглянуть в глаза несчастью
С думой смелой и прямой,
Чтоб не пасть нам перед горем,
А возвыситься душой…

Стих твой звучит непритворным страданьем,
Будто из крови и слез он восстал!
Полный ко благу могучим призваньем,
Многим глубоко он в сердце запал.
Он неприятно счастливцев смущает
Гордость и спесь восстают из него;
Он эгоизм глубоко потрясает, —
Верь мне — не скоро забудут его!
Льнут к нему чутким, внимательным ухом
Души, измятые жизни грозой;
Внемлют ему все, скорбящие духом,
Все, угнетенные сильной рукой…

Нива, моя нива,
Нива золотая!
Зреешь ты на солнце,
Колос наливая,
По тебе от ветру, —
Словно в синем море, —
Волны так и ходят,
Ходят на просторе.
Над тобою с песней
Жаворонок вьется;
Над тобою и туча
Грозно пронесется.
Зреешь ты и спеешь,
Колос наливая, —
О людских заботах
Ничего не зная.
Уноси ты ветер,
Тучу градовую;
Сбереги нам, боже,
Ниву трудовую!..

Не вспыхнут светлым убежденьем
В них семена святой любви,
Не обновятся возрожденьем
Сердца, погрязшие во лжи.

Нет, задушевной правды слову
В уме их корню не пустить
И за него венок терновый
На голове им не носить!

Бесстрастны, суетны и вялы,
Без пользы для страны родной,
Они лениво и устало
Идут избитою тропой…

Звездой надежда избавленья
Из-под ярма великих зол,
И грех неправого владенья
Для них не кажется тяжел.

Для их души одна потреба —
Чтоб сытым быть, покойно спать…
За то не дастся им от неба
Призваний высших благодать.

Мира заступница, Матерь всепетая!
Я пред Тобою с мольбой:
Бедную грешницу, мраком одетую,
Ты благодатью прикрой!

Если постигнут меня испытания,
Скорби, утраты, враги,
В трудный час жизни, в минуту страдания,
Ты мне, молю, помоги!

Радость духовную, жажду спасения
В сердце мое положи:
В царство Небесное, в мир утешения
Путь мне прямой укажи!

Не говори, не повторяй
Мне слова страшного «прощай»;
Отравой горького сознанья
Моей души не помрачай,
С улыбкой руку мне подай
И тихо молви: «до свиданья».

Когда б ты знал, как больно мне
Всегда в душевной глубине
Таить и радость и печаль,
Всё, что люблю, чего мне жаль!
Как больно мне перед тобой
Не сметь поникнуть головой,
Шутить, смеяться и болтать!
Как часто я хотела дать
Свободу сдержанным речам,
Движенью сердца и слезам…
Но ложный стыд и ложный страх
Сушили слезы на глазах,
Но глупого приличья крик
Оковывал мне мой язык…
И долго я боролась с ней,
С печальной участью моей…
Но полно! Больше нету сил!
Мне мой рассудок изменил!
Мой час настал… теперь узнай,
Что я люблю тебя! Один
Всех дум моих ты властелин,
В тебе мой мир, в тебе мой рай!
Себя и исповедь мою
В твою я волю предаю, —
Люби, жалей иль осуждай!

Что чувствовала я в минуту роковую,
И сколько я в тот час перестрадала —
То знает бог, то знает это сердце!
Казалось, все во мне убито было;
Способность лишь страдать одна мне оставалась —
Способность жалкая! Я все пережила…
Я думаю, что самый смерти час
Не может быть труднее и ужасней.
Смерть — что она? Покой, забвенье, сон,
Блаженство, может быть… а в ту минуту
Ни умереть и ни уснуть я не могла!

Чем ярче шумный пир, беседа веселей,
Тем на душе моей печальной тяжелей,
Язвительнее боль сердечного недуга,
И голос дальнего, оставленного друга
Мне внятней слышится… Ах, бледный и худой,
Я вижу образ твой, измученный нуждой!
Среди довольных лиц, средь гула ликованья
Он мне является с печатаю страданья,
Оставленной на нем бесплодною борьбой
С врагами, бедностью и самою судьбой!
Быть может, в этот час, когда за ужин пышный
Иду я средь других моей стопой неслышной,
Ты, голоден и слаб, в отчаяньи немом,
Лежишь один, в слезах, на чердаке глухом,
А я тебе помочь не в силах и не властна!
И, полная тоски глубокой и безгласной,
Я никну головой, не слыша ничего,
Под гнетом тайного унынья моего;
Средь этой ветреной, себялюбивой знати
Готова я рыдать неловко и некстати!..

Я помню взгляд, мне не забыть тот взгляд! —
Он предо мной горит неотразимо:
В нем счастья блеск, в нем чудной страсти яд,
Огонь тоски, любви невыразимой.
Он душу мне так сильно волновал,
Он новых чувств родил во мне так много,
Он сердце мне надолго оковал
Неведомой и сладостной тревогой!

Грустная картина!
Облаком густым
Вьется из овина
За деревней дым.
Незавидна местность:
Скудная земля,
Плоская окрестность,
Выжаты поля.
Всё как бы в тумане,
Всё как будто спит…
В худеньком кафтане
Мужичок стоит,
Головой качает —
Умолот плохой,
Думает-гадает:
Как-то быть зимой?
Так вся жизнь проходит
С горем пополам;
Там и смерть приходит,
С ней конец трудам.
Причастит больного
Деревенский поп,
Принесут сосновый
От соседа гроб,
Отпоют уныло…
И старуха мать
Долго над могилой
Будет причитать…

Сеятель вышел с кошницею в поле,
Семя бросает направо, налево;
Тучная пашня его принимает;
Падают зёрна куда ни попало:
Много их пало на добрую землю,
Много в глубокие борозды пало,
Многие ветер отнёс на дорогу,
Много под глыбы заброшено было.
Сеятель, труд свой окончив, оставил
Поле, и ждал изобильной он жатвы.
Зёрна почуяли жизнь и стремленье;
Быстро явились зелёные всходы,
К солнцу тянулися гибкие стебли
И достигали назначенной цели —
Плод принести и обильный, и зрелый.
Те же, что в борозды, иль на дорогу,
Или под глыбы заброшены были,
Тщетно стремяся к назначенной цели,
Сгибли, завяли в борьбе безысходной…
Солнце и влага им были не в пользу!
Жатва меж тем налилась и созрела;
Жатели вышли весёлой толпою,
Сноп за снопом набирают ретиво;
Радостно смотрит хозяин на ниву,
Видит созревшие в меру колосья
И золотистые, полные зёрна;
Тех же, что пали в бесплодную землю,
Тех, что увяли в тяжёлой истоме,
Он и не ведает, он и не помнит!..

Много лет ладью мою носило
Всё в виду цветущих берегов…
Сердце их и звало, и манило,
Но ладья всё дальше уходила
И неслась по прихоти валов.

А потом, в пространстве беспредметном,
Поплыла в неведомую даль.
Милый край мелькал едва заметно,
И кругом всё было безответно
На мои моленья и печаль.

Облака мне звезды застилали;
Моря шум был грозен и суров;
И порой громады выступали
Голых скал, — они меня пугали
Мрачным видом чуждых берегов.

Наконец ко пристани бесплодной
Принесло убогую ладью,
Где душе, печальной и холодной,
Не развиться мыслию свободной,
Где я жизнь и силы погублю!

Прощай! Не нужно мне участья:
Не жалуюсь, не плачу я,
Тебе — вся прелесть бытия,
Тебе — весь блеск земного счастья,
Тебе — любовь, тебе — цветы,
Тебе — все жизни наслажденья; —
Мне — сердца тайные мученья
Да безотрадные мечты.
Прощай! Пришла пора разлуки…
Иду в печальный долгий путь…
Бог весть, придется ль отдохнуть
Мне здесь от холода и скуки!

Смотрю на облака без мысли и без цели.
Опять вы, легкие, с весною прилетели!
Опять вы, вольные, по выси голубой
Воздушной, светлою гуляете грядой;
Опять гляжу на вас печальными очами, —
И как желала б я помчаться вслед за вами!

Я в поздние сумерки часто
Сижу у окна и во мраке
Пою заунывные песни
Иль думаю странные думы,
Иль на дом соседа смотрю я —
И вижу: мгновенно в нем окна
Светлеют, и свечи мелькают,
Мелькают порой и головки,
Вечернюю жизнь начиная…
Порою мне грустно бывает;
Порой же луч света, ко мне пробиваясь,
Счастием тихим меня обдает.

Скоро весна! Но смотри: под горячим лучом
Снег исчезает заметно; скворцы прилетели;
В воздухе жизнь, и по небу плывут облака;
С крыш, точно жемчуг, звуча и сверкая,
Падают капли; дышит все мыслью одной,
Полно одною надеждой: скоро весна!
Стало мне вдруг хорошо и легко, так легко,
Будто в душе моей также весна настает…

Повсюду тишина: природа засыпает
И звезды в высоте так сладостно горят!
Заря на западе далеком потухает,
По небу облачка едва-едва скользят.
О, пусть душа моя больная насладится
Такою же отрадной тишиной!
Пусть чувство в ней святое загорится
Вечернею блестящею звездой!
Но отчего я так тоскую и страдаю?
Кто, кто печаль мою поймет и усладит?
Я ничего теперь не жду, не вспоминаю;
Так что ж в моей душе?. Вокруг меня всё спит;
Ни в чем ответа нет… лишь огненной чертою
Звезда падучая блеснула предо мною.

Как хорошо! В безмерной высоте
Летят рядами облака, чернея…
И свежий ветер дует мне в лицо,
Перед окном цветы мои качая;
Вдали гремит, и туча, приближаясь,
Торжественно и медленно несется…
Как хорошо! Перед величьем бури
Души моей тревога утихает.

Как бы я в минуту эту
Быть с тобой желала, друг!
Я в лесу; находит туча,
Тихо, тихо все вокруг;
Надо мною торопливо
Птицы чуткие снуют,
Улетают, прилетают
И подруг своих зовут.
Вот и солнышко закрылось…
Поскорее бы домой!
И как будто стало страшно
Мне в густом лесу одной.
И шумят вершины елей, —
Знать, толкуют меж собой,
Как им тучу эту встретить
И не струсить пред грозой?
Что за воздух! как чудесно
Раскидались облака!
Но проходит мимо туча.
Вот и к дому я близка.
Прихожу — уж солнце светит
В окна комнатки моей.
Что-то весело мне стало,
Мысли чище и светлей.
О, пускай, как эта туча,
В жизни всякая беда,
Милый друг, тебя минует
И оставит навсегда!
Солнце светит. Небо ясно.
Тихо, тихо все вокруг…
Как бы я в минуту эту
Быть с тобой желала, друг!

Ты знаешь ли, мой друг, я видела Брюллова!
Как вспомню, веришь ли, заплакать я готова,
Так чувством сладостным душа моя полна,
Так встречей с гением она потрясена.
Мне не забыть всю жизнь отрадной этой встречи,
Ни мастерской его, ни вдохновенной речи.
И все мне видится чудесных ряд картин;
Да, он мечты своей и думы — властелин.
Все образы ему доступны и покорны;
Все дышит, движется под кистью животворной.
Я видела его! Усталый и больной,
Он полон светлого живого вдохновенья.
Я перед ним в немом стояла умиленьи,
Напрасно мой язык искал речей и слов, —
Я только и могла твердить: Брюллов! Брюллов!

Что тебя обманывать напрасно:
Нет, не верь волненью моему!
Если взор порою вспыхнет страстно,
Если руку я тебе пожму, —
Знай: то прежних дней очарованье
Ты во мне искусно пробудил;
То другой любви воспоминанье
Взор мой вдруг невольно отразил.
Друг мой! Я больна неизлечимо —
Не тебе недуг мой исцелить!
может быть, могу я быть любима,
Но сама уж не могу любить!
Говорят, есть в свете злые люди,
Колдовства имеют страшный дар;
Никогда не вырвать уж из груди
Силы их неотвратимых чар;
Говорят, что есть слова и речи —
В них таится чудный заговор:
Говорят, есть роковые встречи,
Есть тяжелый и недобрый взор…
Видно, в пору молодости страстной,
В самом лучшем цвете бытия,
Я сошлась с волшебником опасным, —
Той порою сглазил он меня…
Произнес таинственное слово,
Сердце мне навек заговорил,
И недугом тяжким и суровым
Жизнь мою жестоко отравил…

Полные народа
Улицы большие,
Шум непрестающий,
Зданья вековые,
И под небом звездным
Город бесконечный, —
Обо всем об этом
Я мечтала вечно;
У себя в деревне,
В тишине, в покое
Все это казалось
Мне прекрасней вдвое.
А теперь, в столице,
Я томлюсь тоскою:
И по роще темной,
Пахнущей смолою,
Где поутру хоры
Птичек раздавались
И деревья с шумом
Медленно качались;
И по речке синей,
Что течет небрежно
И журчит струями
Вдумчиво и нежно,
Берега лаская
Влагою прохладной;
И по иве старой,
Чтосклонилась жадно
Над прудом широким,
И в него глядится,
И как будто вечно
Жаждою томится…
Есть еще сосед там,
Он простой, несветский,
Но он весь проникнут
Добротою детской…
Повидаться с ним бы
Я теперь желала
И сказать, как прежде
Я глупа бывала…

Отворить окно; уж солнце всходит,
И, бледнея, кроется луна,
И шумящий пароход отходит,
И сверкает быстрая волна…
Волга так раскинулась широко,
И такой кругом могучий жизни хор,
Силу родины так чувствуешь глубоко;
В безграничности теряется мой взор.
Сердце будто весть родную слышит, —
В ней такая жизни глубина…
Оттого перо лениво пишет —
Оттого, что так душа полна.

Куда сложить тяжелый груз души?
Кому поведать скорбь, гнетущую мне сердце?
Вокруг меня людей знакомых много,
И многие меня бы стали слушать;
Но где найду я теплое участье?
Где душу обрету с сочувствием отрадным,
Которая со мной все радости и горе
Понять и разделить могла бы непритворно?
Кому я укажу на это небо,
Покрытое блестящими звездами?..
Мне скажут равнодушно: хорошо —
И не поймут души моей волненья!
Да, не поймут, как всю меня проникла
Непостижимая и тайная отрада,
Как с каждой ярко блещущей звезды
Потоком огненным в меня струятся чувства,
Как мой язык с невольным увлеченьем
Тревожные лепечет речи,
И слезы медленно из глаз моих катятся…
И если б кто увидел эти слезы —
С какой улыбкою взглянул бы он на них;
С какой холодностью б спросил: о чем я плачу?
Потом с насмешкою невыносимо глупой
Меня бы он мечтательницей назвал!..
Кто ж объяснит души моей волненье?

Полночь глухая. Ты думаешь: все уж уснуло,
Все тихо, и мир, как кладбище, безмолвен.
Неправда! Прислушайся: шепчут впросонках деревья,
Кузнечик в высокой траве распевает.
Прислушайся к сердцу: безмолвно ль оно?
Прислушайся к думам своим: молчит ли твой ум?
Мой друг! в нашей жизни нет тишины совершенной;
Безмолвна лишь смерть; но и в этом безмолвье
Отыщешь ты нечто такое, что страшно
И сладко, и чудно душе говорит!

Осенним то вечером было;
Пронзительно ветер свистал
И желтые листья деревьев —
Последние листья срывал.
В одном городке отдаленном
Красивенький домик стоял;
Затворены крепко ворота,
Не видно движения в нем,
И чистые стекла окошек
Давно не светились огнем.
В тот вечер по улице мрачной
Один пешеход проходил;
Высок он был, молод и статен
И, видно, куда-то спешил.
И ярко так очи сверкали
Сквозь темную дымку ресниц,
И черные кудри лежали
Густою волною до плеч.
И вот перед домиком стал он
С волненьем и тайной тоской;
Помедлил, потом постучался
В калитку и раз, и другой.
И вышел, кряхтя и вздыхая,
Слуга престарелый с огнем,
Приветливо кланялся гостю,
Его осветя фонарем.
«Господ, сударь, наших нет дома».
— Я знаю, — ответ был, — впусти;
Ведь в комнаты можно, надеюсь,
Без них ненадолго войти? —
«Давно, сударь, вы не бывали,
Совсем позабыли об нас!
А прежде частенько ходили…
Сейчас отопру вам, сейчас!»
И в чистые комнаты робко
Вошел посетитель с тоской,
Он все в них осматривал жадно;
Вдруг очи блеснули слезой,
И он перед женским портретом,
Как будто прикованный, стал…
И долго он им любовался,
И что-то ему все шептал…
«Да, барышня тут как живая, —
С улыбкой служитель сказал, —
Жених ее скоро приедет…
Немолод, зато генерал!»
И гость, как змеей уязвленный,
Вздрогнул и поник головой;
И долго стоял неподвижно,
Печальный и бледный такой;
Потом, как от сна пробудившись,
Махнул безотрадно рукой
И быстро из домика вышел,
В волненьи и с тайной тоской…
А небо осеннее тмилось,
И ветер ставнями стучал
И желтые листья деревьев —
Последние листья срывал.
И скоро потом воротились
В свой домик уютный они;
И вечером вновь замелькали
Приветные в окнах огни.
Доволен и ясен хозяин,
Супруга его весела;
Одна только дочь молодая
Задумчива что-то была.
Невольно порой замирала
Улыбка у ней на устах,
И часто светилися слезы
В больших и прекрасных глазах.
Взгляните, как, грустно склонивши
Головку на руки, она
Сидит и мечтает о чем-то
В час сумерек тихий, одна.
Вот дверь отворилась тихонько,
Послышались чьи-то слова,
И вскоре потом появилась
Седая слуги голова.
«Вчера еще, Ольга Петровна,
Хотел я вам что-то сказать…
Да все помешать вам боялся,
Изволили книжку читать.
Владимир Сергеич намедни
Сюда заходили без вас,
На ваш все портрет любовались,
С него не сводили и глаз.
Спросил его: долго ль пробудет?
— «Не знаю», — он мне отвечал; —
Да скучный такой и угрюмый;
Все время, что был здесь, молчал».
О, как она вся встрепенулась,
Как жизнь заиграла в чертах,
И сколько любви и блаженства
Зажглося в прекрасных глазах!
Чрез час уж служитель усердный,
Прохваченный ветром, дождем,
Закутанный старой шинелью,
Шел улицей грязной с письмом…
К гостинице ветхой и сальной —
Приюту приезжих — спешил.

«Не здесь ли Карменский?» — в воротах
Мальчишку с метлой он спросил.
— Он утром сегодня уехал, —
Ему тот, зевая, сказал.
Вернулся старик недовольный
И что-то дорогой ворчал…
Но это письмо захотите,
Быть может, вы сами прочесть?
Оно перед вами, — смотрите,
Как много безумья в нем есть:

«Они меня мучили долго,
Любовь называя мечтой;
Сказали: тебя позабыл он,
Давно уже занят другой…
Шли годы; ни вести, ни слуху.
Как будто ты умер, мой друг;
Язвили и гнев, и насмешки
Больной, ослабевший мой дух…
Явился жених мне богатый,
С холодным и резким лицом…
Просили меня, умоляли,
И мы поменялись кольцом.
Я гибла, не видя отрады,
Не видя спасенья ни в чем.
Я думала: все изменило,
Во всем обманулась, во всем!
Но здесь ты! душа оживает…
О, если ты любишь меня, —
Приди! Я давно ожидаю
С безумной надеждой тебя.
Приди же! на все я готова,
С тобою повсюду пойду,
Спаси, пока есть еще время!
От них ничего я не жду…»

С какою тоской и волненьем
Бедняжка ответа ждала!
А вот и старик воротился…
О, что-то судьба ей дала!

Он в комнату медленно входит,
Письмо ей назад отдает;
Она его, мрачно и молча,
Дрожащей рукою берет.

Ни слова, ни вздоха, ни слезки!
Поникла на грудь головой,
И только письмо безотчетно
Сжимает дрожащей рукой…

С немилым ее обвенчали;
Цветы и брильянты на ней;
На свадьбе так весело, ярко, —
Наехало много гостей.
А что же она?.. Э, читатель!
Какое нам дело с тобой
До ближнего тайных страданий…
Мы сами страдаем порой,
Порой и поплачем украдкой,
Поропщем, пожалуй, подчас…
Да что же? Никто ведь не спросит
Об этом с участьем у нас…
А если и спросит — что пользы?
В сочувствии веры в нас нет:
За дерзость сочтем мы участье —
И горек наш будет ответ.

Покрытый ранами, поверженный во прах,
Лежал я при пути в томленье и слезах
И думал про себя в тоске невыразимой;
«О, где моя родня? Где близкий? Где любимый?»
И много мимо шло… Но что ж? Никто из них
Не думал облегчить тяжёлых ран моих.
Иной бы и желал, да в даль его манила
Житейской суеты губительная сила,
Иных пугал вид ран и мой тяжёлый стон.
Уж мной овладевал холодный смерти сон,
Уж на устах моих стенанья замирали.
В тускнеющих очах уж слёзы застывали…
Но вот пришёл один, склонился надо мной
И слёзы мне отёр спасительной рукой;
Он был неведом мне, но полн святой любовью —
Текущею из ран не погнушался кровью:
Он взял меня с собой и помогал мне сам,
И лил на раны мне целительный бальзам, —
И голос мне сказал в душе неотразимый:
«Вот кто родня тебе, кто близкий, кто любимый!»

Ночь… Вот в сад тенистый
Стукнуло окно…
Льется воздух чистый;
Люди спят давно.

Но с землей украдкой
Звезды говорят;
И в раздумье сладком
Дерева стоят…

Как теперь отрадно
Ей, одной, вздохнуть!
Как впивает жадно
Свежий воздух в грудь.

И спустились руки
За окно… в тиши
Слышатся ей звуки
В глубине души.

Им она внимает…
И, в тоске немой,
Сердце замирает,
Взор горит слезой…

1. Заступнице

Заступнице Усердная,
Мария милосердная,
О Мати Бога Вышняго,
Христа – Царя Всевышнего!

Ты молишь Сына Твоего,
Владыку, Спаса моего,
О всех, к Тебе взывающих,
под кров Твой прибегающих!

Пред образом святым Твоим
молитвенно мы предстоим
С душами умиленными,
с сердцами сокрушенными.

Невинных защити в суде,
несчастным помоги в беде,
Утехой будь изгнанникам,
всем узникам и странникам.

О Госпоже, благая Мать!
Подай Твою нам благодать –
Святого заступления
и в скорби утешения.

2. Владычице

К Тебе, Владычице святая,
К Тебе за милостью приду,
В Тебе, Заступнице благая,
Покров и помощь я найду.
Ты нам прибежище, и щит,
И исцеление болящих,
К Тебе обиженный спешит,
Утеха, Радость всех скорбящих!